Патриция Корнуэлл - Суть доказательств

— Кей Скарпетта?

— Да, слушаю.

— Это Джон из «Амтрака». Я наконец-то нашел нужную вам информацию. Сейчас… Вот. Стерлинг Харпер купила билет на виргинский поезд двадцать седьмого октября. Обратный — на тридцать первое. По моим данным, билетом она воспользовалась. Либо она сама, либо кто-то еще. Время вам нужно?

— Да, пожалуйста. — Я потянулась за ручкой. — Какие в билете указаны станции?

— Деревни во Фредериксберге, конечная — Балтимор.

Я пыталась связаться с Марино. Его не было. Вернулся лейтенант только вечером и сам позвонил мне, чтобы сообщить новости.

— Мне приехать? — спросила я, оправившись от шока.

— Нет смысла, — донесся голос Марино. — Дело совершенно ясное. Он написал записку и приколол к трусам. Ничего особенного. Ему очень жаль, но дальше он так не может. Вот и все. Ничего подозрительного. Мы уже собираемся уходить. К тому же здесь док Коулман.

Я положила трубку. Эл Хант вернулся домой, в кирпичный особняк в Джинтер-парке, где жил с родителями. В кабинете отца он взял листок и ручку. Спустился в подвал. Вытащил из брюк черный кожаный ремень. Туфли и брюки оставил на полу. Когда через час хозяйка дома отправилась в расположенную в подвале прачечную, она нашла своего единственного сына висящим в петле.

Дождь начался после полуночи, а к утру, когда температура упала, мир покрылся стеклянной пленкой. В субботу я осталась дома. Мысли снова и снова возвращались к разговору с Элом Хантом. Меня угнетало чувство вины. Как и каждый, кого когда-либо задело самоубийство знакомого человека, я терзала себя упреками за то, что ничего не сделала, чтобы его остановить.

Я добавила Эла к списку. Теперь в нем было четверо. Двое стали жертвами злобного маньяка, еще двое умерли своей смертью, и тем не менее все четыре случая были как-то связаны между собой. Возможно, оранжевой нитью. В субботу и воскресенье я работала дома, может быть, потому, что в офисе чувствовала бы себя ненужной — ведь я находилась в отпуске. Там все прекрасно шло и без меня. Люди тянулись ко мне, обращались за советом и… умирали. Главный прокурор штата попросил о помощи, а я ничего не смогла ему предложить.

У меня осталось только одно оружие. Я сидела у компьютера, приводя в порядок мысли и записи, обложившись справочниками и держа под рукой телефон.

С Марино в эти дни мы не виделись и встретились только в понедельник утром на железнодорожной станции Стэплз-Милл-роуд. Было темно и ветрено, но воздух согревало теплое дыхание двигателей. Пахло маслом. Мы прошли между двумя поездами, отыскали свой вагон и, заняв места, возобновили начатый на станции разговор.

— Доктор Мастерсон оказался не из болтливых, — сказала я, осторожно опуская на пол дорожную сумку. Разговор с психиатром Эла Ханта состоялся накануне. — По-моему, он помнит его гораздо лучше, чем готов признать… И почему только мне всегда достаются сиденья со сломанной подножкой?

Марино широко зевнул, не потрудившись, разумеется, прикрыть рот, и опустил свою подножку. У него все работало. Поменяться местами он не предложил. Если бы предложил, я бы согласилась.

— Так сколько ему было? Восемнадцать? Девятнадцать? Рановато для психушки.

— Да. Тяжелая форма депрессии.

— Я так и подумал.

— То есть?

— Такие всегда в депрессии.

— Какие такие?

— Ну, скажем так: пока я разговаривал с парнем, слово «гомик» приходило на ум чаще обычного.

Я подумала, что слово «гомик» вообще не выходит у Марино из головы, когда он разговаривает с теми, кто не похож на него.

Поезд плавно, тихо и почти незаметно, как лодка от пирса, отошел от платформы.

— Жаль, что не записала разговора. — Марино снова зевнул.

— С доктором Мастерсоном?

— Нет, с Хантом. Когда он завалился к тебе в гости.

— Теперь это уже не важно.

— Не скажи. По-моему, парень чертовски много знал. Хотел бы я с ним потолковать еще разок.

Сказанное Хантом имело бы значение, если бы он не повесился, а его алиби не было бы стопроцентно непробиваемым. Полиция только что не разобрала дом на кирпичики. Ничего, что связывало бы Эла Ханта с убийством Берилл Мэдисон и Кэри Харпера, обнаружить не удалось. Более того, в первом случае Хант обедал с родителями в загородном клубе, а во втором ходил с ними же в оперу. Полиция проверяла показания — Ханты говорили правду.

Вагон тряхнуло, потом качнуло. В темноте злобно свистнул гудок. Мы катили на север.

— Это все из-за истории с Берилл, — бубнил Марино. — Хочешь знать мое мнение? Он настолько отождествлял себя с убийцей, что начал потихоньку сходить с рельсов и, когда понял, чем это пахнет, полез в петлю.

— У меня другое мнение. Думаю, Берилл открыла старую рану. Напомнила ему о том, что он не способен иметь отношения с женщинами.

— Похоже, они оба, Хант и убийца, одного поля ягоды. У обоих проблемы с женщинами. Оба неудачники.

— Хант не проявлял агрессии и не был склонен к насилию.

— А может, его тянуло, ты ж не знаешь? Он понял, что не в силах противиться, и… — Марино закончил мысль выразительным жестом.

— Мы не знаем, кто убил Берилл и Харпера, — напомнила я. — Мы ничего не знаем об убийце. Мы не знаем мотива. Сравнивать убийцу с Хантом нет оснований. Может быть, он того же поля ягода, что и Джеб Прайс. Или некто по кличке Джим-Джим.

— Джим-Джим, вот еще сказала! — фыркнул Марино.

— Мы не можем сейчас никого исключать.

— Да уж. Наткнешься на этого Джим-Джима, выпускника «Валгаллы» и террориста по совместительству, разгуливающего с оранжевыми нитками на рукаве, звякни, ладно? — Он заворочался, устроился поудобнее и, закрыв глаза, пробормотал: — Мне нужен отпуск.

— Мне тоже. Мне нужен отпуск от тебя.

Накануне вечером позвонил Бентон Уэсли. Мы поговорили о Ханте, и я упомянула, куда и зачем иду. Он сразу же заявил, что отправляться одной неразумно, и посоветовал привлечь к этому делу Марино. Я бы не имела ничего против, но поездка обернулась сущим кошмаром. На утренний поезд, в 6.35, свободных мест не оказалось, и Марино взял билеты на еще более ранний, отправляющийся в 4.48. В три я заехала в офис за пенопластовым ящиком, который лежал теперь в дорожной сумке. Я не выспалась, чувствовала себя разбитой и злилась на весь свет. Джеб Прайс и ему подобные могли не беспокоиться: их миссию — свести меня в могилу — успешно выполнял мой ангел-хранитель, лейтенант Марино.

Остальные пассажиры выключили верхний свет и преспокойно дремали. Поезд неспешно тащился через Ашленд, мимо аккуратных, чистеньких каркасных домиков. «Что за люди в них живут?» — думала я, глядя на темные окна и голые флагштоки, приветствовавшие нас с пустынных крылечек. Потянулись сонные витрины, парикмахерская, магазин канцтоваров, банк. Мы обогнули кампус колледжа Рэндольф-Мейкон с его строениями в георгианском стиле и припорошенной снежком спортивной площадкой с выстроившимися рядком разноцветными санями. Поезд набирал ход. За городом открылись глинистые берега и темнеющий за ними лес. Легкое, ритмичное покачивание убаюкивало. Я прислонилась к спинке сиденья и закрыла глаза. По мере удаления от Ричмонда напряжение постепенно отпускало, по телу растекалось тепло. Незаметно для себя я задремала.