Патриция Корнуэлл - Суть доказательств

— Нет, из Ричмонда я не уеду. По крайней мере, не сейчас. Работа — моя жизнь.

— Так было всегда. Моя жизнь тоже работа. Так что нам с тобой не до дипломатии.

Его слова рвали мне душу, но я понимала, что Марк прав. К глазам подступили слезы.

Мы лежали обнявшись, пока он не уснул. Осторожно встав, я подошла к окну и долго сидела на стуле. Курила. Думала.

Небо на востоке порозовело.

Я прошла в душ. Горячая вода помогла хоть немного расслабиться. Сомнения улеглись, решимость окрепла. Накинув халат, я вышла из окутанной паром ванной. Марк уже встал и заказывал по телефону завтрак.

— Возвращаюсь в Ричмонд, — твердо сказала я, опускаясь рядом с ним на кровать.

Он нахмурился.

— Не самая хорошая мысль, Кей.

— Рукопись у меня, ты уезжаешь, а оставаться здесь и ждать одной, пока появится Фрэнки, Скотт Партин или сам Спарачино, мне не хочется.

— Фрэнки еще не нашли, — запротестовал он. — Возвращаться в Ричмонд слишком рискованно. Я договорюсь, за тобой здесь присмотрят. Или переезжай в Майами. Так даже лучше. Поживешь с семьей.

— Нет.

— Кей…

— Марк, Фрэнки, может быть, уже умотал из Ричмонда. Сколько его будут искать, неизвестно. А если не найдут вообще? И что тогда? До конца жизни прятаться во Флориде?

Он молчал.

Я взяла его за руку.

— Не хочу ломать себе жизнь из-за какого-то мерзавца. Не хочу и не позволю. И запугать себя ему не дам. Я позвоню Марино, чтобы встретил меня в аэропорту.

Марк обнял меня за плечи и привлек к себе.

— Возвращайся со мной в Вашингтон. Или побудь какое-то время в Квантико.

Я покачала головой:

— Со мной ничего не случится.

Он вздохнул:

— У меня из головы не выходит Берилл. То, что с ней случилось…

Я тоже не могла об этом забыть.

Мы попрощались в аэропорту Майами. Я поцеловала Марка и, не оборачиваясь, зашагала к самолету. Сил уже не оставалось, ни физических, ни эмоциональных, и большую часть времени, за исключением пересадки в Атланте, я проспала в кресле.

Марино встретил меня в зале ожидания. Заметив мое состояние, он не стал приставать с расспросами, и мы молча направились к выходу. Яркие рождественские огни и предпраздничное настроение окружающих только усугубляли охватившую меня депрессию. Ничего хорошего праздники не предвещали. Я не знала, когда снова увижу Марка и увижу ли его вообще. Настроение совсем упало, когда, простояв с полчаса у лениво ползущей карусели, мы с Марино так и не дождались моего чемодана. За это время лейтенант успел провести короткий допрос. Терпение мое в конце концов лопнуло. Заполнив бланк, на что ушло почти столько же времени, я села в свою машину и поехала домой. Марино следовал за мной на своей.

Вечер выдался темный и дождливый, так что я не слишком огорчилась при виде своего разгромленного дворика. Марино уже поведал, что поиски Фрэнки пока ни к чему не привели. Свою миссию мой «ангел-хранитель» выполнил до конца. Сначала он с фонариком обошел дом и лишь тогда, когда окончательно убедился, что с домом все в порядке, позволил мне войти. Потом мы вместе проверили все комнаты. Марино всюду включал свет, открывал шкафы, а в спальне даже заглянул под кровать.

Завершив обход, мы прошли в кухню, собираясь выпить кофе, но тут на портативной рации лейтенанта замигал глазок вызова: «— Двести пятнадцатый, десять — тридцать три…»

— Чтоб тебя! — пробормотал Марино, выхватывая рацию из кармана пиджака.

Код десять — тридцать три означал «мэйдей», срочный вызов. Между стенами кухни рикошетом, как пули, запрыгали короткие, пронзительные радиосигналы. Патрульные машины, приняв призыв о помощи, срывались с места. Неподалеку от моего дома, в ночном магазине, ранили офицера полиции.

— Семь-ноль-семь, десять — тридцать три! — рявкнул Марино, уведомляя дежурного, что принял вызов. — Сволочи! Уолтерса подстрелили. Он же еще совсем мальчишка. — Лейтенант выбежал за дверь и, повернувшись, крикнул: — Запри дверь, док, и никому не открывай. Я пришлю сюда пару ребят в форме.

Вернувшись на кухню, я прошла из угла в угол, потом плеснула виски и села у окна. По крыше и стеклам уныло барабанил дождь. Мой чемодан потеряли, а с ним и револьвер. Я не стала говорить об этом Марино. О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи. Хорошо еще, что рукопись Берилл лежала не в чемодане, а в сумочке. В ожидании обещанных полицейских я решила перечитать некоторые места рукописи.

Звонок прозвенел около полуночи, изрядно меня напугав. Я приникла к «глазку», но вместо полицейских увидела бледного молодого человека в темном дождевике и форменной фуражке. Повернувшись спиной к ветру, мокрый и продрогший, он прижимал к груди планшет.

— В чем дело? — крикнула я.

— Курьерская служба «Омега». Из аэропорта Бэрда, мэм, — отозвался он. — У меня ваш чемодан.

— Слава богу! — облегченно вздохнула я и, отключив сигнализацию, открыла дверь.

Ужас пронзил меня секундой позже, когда он, войдя в прихожую, поставил на пол мой чемодан. Я вдруг вспомнила, что, заполняя бланк, указала не домашний, а служебный адрес!

Из-под козырька на лоб свисала черная прядка.

— Вам только нужно расп-п-писаться здесь, мэм, — сказал он, не глядя мне в глаза, и протянул планшет.

В моей голове звучали другие голоса.

Они опаздывали, потому что в аэропорту потеряли багаж мистера Харпера.

У тебя такие чудесные светлые волосы. Натуральные или ты их осветляешь, Кей?

Все они ушли. Все умерли.

В прошлом году нам попалась нить, во всех отношениях идентичная данной, оранжевой. Исследовал ее тоже Рой. Нить обнаружили в «Боинге-747».

Это было уже после того, как мальчик доставил багаж.

Рука в коричневой кожаной перчатке… Я взяла предложенную ручку и планшет.

— Будьте добры открыть чемодан. — Чей это голос? Неужели мой? — Я ничего не подпишу, пока не удостоверюсь, что все вещи на месте.

В его глазах отразилось смятение. Взгляд метнулся к чемодану, и в этот момент я его ударила. Среагировать он не успел. Край планшета врезался в горло, и я сорвалась с места, как испуганный зверь. Сердце колотилось бешеным галопом. Я добежала до столовой, когда услышала за спиной его шаги. В кухню! Гладкий линолеум едва не сыграл со мной злую шутку. Я пролетела мимо стола, сорвала висевший на стене возле холодильника огнетушитель и успела развернуться, так что, когда он ворвался в комнату, его встретила упругая струя сухого порошка. Он ахнул и инстинктивно вскинул руки, защищая глаза. Нож выпал из разжавшихся рук и скользнул по полу. Я схватила с плиты сковородку и, размахнувшись ею, как теннисной ракеткой, ударила его в живот. Он согнулся, и второй удар пришелся в лицо. Что-то хрустнуло. Наверное, хрящ. Похоже, я сломала ему нос и, возможно, выбила пару зубов. Если его это и остановило, то лишь на пару секунд. Ослепленный порошком, он с хрипом рухнул на колени и, шаря одной рукой по полу, другой успел схватить меня за лодыжку. Я рубанула его сковородкой сверху, отшвырнула нож и выскочила из кухни, успев зацепиться бедром за острый угол стола и въехать плечом в дверной косяк.