Энн Райс - История похитителя тел

Когда у меня получилось в первый раз, я был абсолютно ошеломлен. Я на высокой скорости направился к Дэвиду и почувствовал коллизию разумом, так же, как я почувствовал свободу полета. Потом я оказался внутри Дэвида и на долю секунды увидел себя – с отвисшей челюстью и мутным взглядом – через затуманенные линзы глаз Дэвида.

Вдруг я потерял ориентацию, погрузился во мрак и ощутил невидимый удар, как будто меня ударили огромной рукой в грудь. Я осознал, что он вернулся и вытолкнул меня. Я запорхал в воздухе и вернулся в собственное вспотевшее тело, полуистерически смеясь от безумного возбуждения и усталости.

– Это все, что нужно, – сказал он. – Теперь я вижу, что мы своею добьемся. Давай еще раз! Если придется, мы повторим двадцать раз, пока не удостоверимся, что все проходит безупречно.

В ходе пятой успешной атаки я оставался в его теле целых тридцать секунд, совершенно загипнотизированный разницей в сопутствующих ощущениях: более легкие руки и ноги, более слабое зрение, необычный звук моего голоса, исходящего из его рта. Я посмотрел на его руки – худые, с выделяющимися сосудами, и потрогал внешнюю сторону пальцев с темными волосами – это были мои руки! Как сложно ими управлять! Надо же, одна из них явственно дрожит, хотя прежде я такого не замечал.

Далее последовал очередной толчок, я вылетел вверх и опять устремился в двадцатишестилетнее тело.

Должно быть, мы проделали это раз двенадцать, пока раб жрицы кандомбле не сказал, что ему пора начать сопротивляться моему нападению.

– Теперь ты должен наброситься на меня с гораздо большей уверенностью. Твоя цель – завладеть телом! И ты предвкушаешь схватку.

Мы боролись целый час. Наконец, когда я смог его вытолкнуть и не впускать назад на протяжении десяти секунд, он объявил, что этого достаточно.

– О твоих клетках он говорил тебе правду. Они тебя узнают. Они примут тебя и постараются удержать. Любой взрослый человек умеет пользоваться своим телом намного лучше, чем чужак. А ты, конечно, умеешь использовать свои сверхъестественные таланты, как ему и не снилось. Думаю, у нас все получится. Я даже уверен.

– Но скажи мне кое-что, – сказал я. – Прежде чем мы закончим, разве тебе не хочется вытеснить меня из этого тела и зайти внутрь? То есть посмотреть, что получится?

– Нет, – тихо ответил он. – Я не хочу.

– Но разве тебе не любопытно? – спросил я. – Разве тебе не хочется узнать...

Я видел, что испытываю его терпение.

– Послушай, честно говоря, на такой опыт у нас просто нет времени. И, может быть, мне не хочется узнавать. Я хорошо помню свою молодость. Даже слишком хорошо. Мы здесь не в игрушки играем. Теперь ты сможешь напасть на него. И это самое главное. – Он взглянул на часы. – Почти три. Поужинаем и пойдем спать. Нам предстоит длинный день, нужно будет обследовать корабль и утвердить наши планы. Необходимо отдохнуть, чтобы идеально управлять своими способностями. Пойдем, посмотрим, что мы сможем раздобыть в плане еды и питья.

Мы вышли из номера и следовали по проходу, пока не попали в маленькую кухню – странную, сырую, захламленную комнату. Владелец любезно оставил нам в ржавом стонущем холодильнике две тарелки и бутылку белого вина. Мы сели за стол и приступили к поглощению риса, ямса и приправленного мяса, уничтожив все, до последнего кусочка, не обращая внимания на то, что они ужасно холодные.

– Ты можешь прочесть мои мысли? – спросил я, проглотив два бокала вина.

– Ни одной, ты усвоил урок.

– А как же мне быть во сне? До «Королевы Елизаветы II» уже не больше двухсот миль. Через два часа она войдет в док.

– Точно так же, как и наяву. Выключаешь мысли. Запираешься. Потому что, видишь ли, никто никогда не засыпает полностью. Даже в коме. Воля работает в любое время. А дело здесь только в воле.

Пока мы так сидели, я рассматривал его. Он явно устал, но не выглядел ни изможденным, ни ослабевшим. Впечатление жизненной энергии усиливалось благодаря густым темным волосам; а большие темные глаза горели прежним ярким огнем.

Я быстро доел, затолкнул посуду в раковину и вышел на пляж, но не стал сообщать, что собираюсь делать. Я знал, сейчас он скажет, что нам пора отдохнуть, а я не хотел лишаться этой последней человеческой ночи под звездами.

Спустившись к прибрежной гряде, я сорвал с себя хлопчатобумажную одежду и вошел в волны. Они оказались прохладными, но соблазнительными, и тогда я протянул вперед руки и поплыл. Конечно, это было нелегко. Но и не трудно, как только я примирился с фактом, что смертные плавают таким вот образом – удар за ударом по сильной воде, позволяя ей поддерживать неуклюжее тело на поверхности, словно бакен, на что она охотно соглашалась.

Я заплыл довольно далеко, потом перекатился на спину и посмотрел в небо. В нем все еще было полно кудрявых белых облаков. Меня охватило спокойствие, несмотря на то что вокруг было плохо видно, голая кожа покрылась мурашками, а я, плывя по темному опасному морю, чувствовал себя очень уязвимым. Думая о том, что вернусь в свое тело, я не мог не испытывать счастье, и опять понял, что мое человеческое приключение не увенчалось успехом.

Я не стал героем собственных грез. Человеческую жизнь я находил слишком сложной.

Наконец я поплыл назад, на мелководье, а потом вышел на берег. Я забрал одежду, стряхнул песок, перекинул вещи через плечо и вернулся в нашу комнатку.

На туалетном столике горела всего одна лампа. Дэвид сидел на ближайшей к двери кровати, одетый только в длинную белую рубашку от пижамы, и курил небольшую сигару. Мне понравился ее запах – густой и сладкий.

У него, как всегда, был исполненный достоинства вид, а в глазах, наблюдавших за тем, как я принес из ванной полотенце и вытер волосы и тело, сквозило привычное любопытство.

– Только что звонил в Лондон, – сказал он.

– Какие новости? – Я вытер полотенцем лицо, потом кинул его на спинку стула. Теперь, когда кожа высохла, прикосновения ветерка были особенно приятны.

– Ограбление в горах над Каракасом. Очень похоже на преступление на Кюрасао. Большая вилла, полная артефактов, драгоценных камней, картин. Многие вещи разбиты; украдены только мелкие ценности; три трупа. Мы должны благодарить богов за бедность человеческого воображения – за саму подлость амбиций этого человека – и за то, что возможность остановить его подвернулась так скоро. Со временем, в нем бы проснулся чудовищный потенциал. В данный момент он – предсказуемый дурак.

– А кто использует все, чем обладает? – спросил я. – Наверное, нескольким храбрым гениям известны их истинные пределы. А что делать всем остальным, если не жаловаться?

– Не знаю, – сказал он, и по его лицу пробежала легкая грустная улыбка. Он отвел взгляд. – Как-нибудь ночью, когда все кончится, расскажи мне еще раз, как все было. Как ты смог, находясь в прекрасном молодом теле, так возненавидеть этот мир.