Энн Райс - Царица проклятых

На этот раз тишину нарушил Луи.

– Значит, сны могут и не нести в себе конкретного сообщения, – сказал он с легким французским акцентом. – Возможно, это просто излияния измученной души.

– Нет. Это сообщение, – отозвался Хайман. – Это предупреждение. Оно предназначено для всех нас, в том числе и для Матери.

– Но как вы можете это утверждать? – спросила его Габриэль. – Мы не знаем, что творится у нее в голове, мы даже не можем быть уверены, что ей известно о том, где мы.

– Ты не знаешь всего, – сказал Хайман. – А я знаю. Маарет расскажет. – Он повернулся к Маарет.

– Я ее видела, – робко вставила Джесс и взглянула на Маарет. – Она пересекла великую реку; она идет. Я ее видела! Нет, не так. Я видела ею.

– Да, – ответил Мариус. – Ее глазами!

– Опуская глаза, я видела ее рыжие волосы, – сказала Джесс. – Видела, как расступаются джунгли.

– Сны непременно должны играть роль сообщения, – с неожиданным возбуждением в голосе произнес Миль. – Иначе почему бы она посылала их так настойчиво? Наши личные мысли не обладают такой властью. Она заявляет о себе во всеуслышание, она хочет, чтобы кому-то или чему-то стали известны ее мысли...

– Или же она одержима и действует, находясь во власти одержимости, – ответил Мариус. – И преследует определенную цель. – Он помолчал. – Встретиться с тобой, со своей сестрой! Чего же еще она может пожелать?

– Нет, – возразил Хайман. – Не в этом ее цель. – Он опять посмотрел на Маарет. – Эти сны означают, что она хочет сдержать данное Матери обещание.

Маарет молча смерила его взглядом; казалось, что она с трудом выдерживает все эти разговоры о своей сестре и все же внутренне готовится к предстоящему испытанию.

– Мы были там с самого начала, – сказал Хайман. – Мы – первые дети Матери; и сны повествуют о том, с чего все началось.

– Тогда ты должна рассказать нам... обо всем, – отозвался Мариус так мягко, как только мог.

– Да, – вздохнула Маарет. – И я сделаю это. – Она по очереди оглядела всех сидящих за столом, а потом вновь остановила взгляд на Джесс. – Придется рассказать вам все, и тогда вы поймете, что именно мы бессильны предотвратить. Видите ли, это не просто история начала. Она может стать и историей конца. – Она неожиданно вздохнула, словно сама мысль о таком исходе была для нее слишком тяжела. – Никогда еще наш мир не переживал подобного потрясения, – продолжала она, глядя теперь на Мариуса. – Музыка Лестата, пробуждение Матери, столько смертей...

Она опустила глаза, собираясь с силами. А потом посмотрела на тех, кто был дорог ей больше остальных, – на Хаймана и Джесс.

– Я никогда еще этого не рассказывала, – объяснила она, как будто умоляя о снисхождении. – Сейчас воспоминания о временах, когда я была еще жива, представляются мне чем-то относящимся, скорее, к мифологии. Тогда я еще могла смотреть на солнце. Но в этой мифологии кроются корни всех известных мне истин. И вернувшись вспять, мы, возможно, увидим будущее и найдем способ изменить его. Самое меньшее, что мы можем сделать, это попытаться понять.

Все стихло. Собравшиеся терпеливо, с уважением ожидали начала рассказа.

– Прежде всего, – заговорила она, – должна вам сказать, что мы с сестрой были ведьмами. Мы разговаривали с духами, и духи любили нас. Пока она не прислала в нашу страну своих солдат.

Она отпустила меня, и я сразу же камнем полетел вниз; в ушах ревел ветер. Но самое ужасное, что я ничего не видел! Я услышал ее голос: – Поднимайся.

В тот момент я остро сознавал свою беспомощность. Я падал на землю, и ничто не могло меня остановить; потом я поднял голову, у меня кололо в ушах, наверху смыкались облака, и я вспомнил башню, ощущение подъема. Я принял решение: наверх! И спуск немедленно прекратился.

Меня словно подхватил воздушный поток. Я моментально взлетел на несколько сотен футов, и облака оказались внизу – белая пелена, которую я с трудом мог разглядеть. Я решил пока плыть по течению. Зачем мне сейчас куда-то лететь? Может быть, я смогу открыть глаза, и ветер не помешает мне видеть, если перестану бояться боли.

Она где-то смеялась – в моей голове или наверху, не знаю. Ну же, принц, выше.

Я развернулся и снова взлетел, пока не увидел, что она направляется ко мне – одежды развевались, тяжелые косы плыли по ветру.

Она подхватила меня и поцеловала. Я попытался обрести равновесие, ухватившись за нее, посмотреть вниз и разглядеть, что происходит там, в щелках между облаками. Покрытые снегом горы, ослепительно сияющие в лунном свете, огромные синеватые склоны, исчезавшие в глубоких долинах, полных непроницаемого снега.

– Теперь подними меня, – прошептала она мне на ухо. – Неси меня на северо-запад.

– Я не знаю, где это.

– Знаешь. Твое тело знает. И твой мозг. Не спрашивай их, где это. Скажи им, что хочешь попасть туда. Этот принцип тебе знаком. Поднимая ружье, ты видел бегущего волка; ты не рассчитывал расстояние или скорость пули – ты просто стрелял, и волк падал.

Я еще раз поднялся с той же невероятной скоростью, и вдруг почувствовал, что в моих руках лежит тяжелый груз. Она не сводила с меня глаз, она заставляла меня нести ее. Я улыбнулся и, кажется, даже засмеялся вслух. Приподняв ее и поцеловав, я продолжил взлет без дальнейших перерывов. На северо-запад. Это направо, потом опять направо, и еще выше. Мой мозг действительно это знал; он знал область, над которой мы пролетали. Я совершил искусный разворот, затем – еще один; я кружился, обхватив ее покрепче, и мне нравилось ощущать вес ее тела, нравилось чувствовать, как ее грудь прижимается ко мне, как ее губы нежно касаются моих.

– Слышишь? – спросила она, приблизившись к моему уху.

Я прислушался. Ветер заглушал все на свете; но с земли доносился глухой хор человеческих распевов; некоторые голоса вторили другим, остальные пели разрозненно; громкая молитва на каком-то азиатском языке. Я слышал их далеко-далеко и совсем близко. Важно различать эти два звука. Первый – длинная процессия верующих, поднимающаяся по горным проходам, перебирающаяся через скалы, подбадривающая себя песнями, бредущая вперед невзирая на усталость и холод. А в каком-то здании – громкий исступленный хор, яростно распевающий в такт цимбалам и барабанам.

Я привлек ее голову к своей и посмотрел вниз, но облака превратились в сплошную белую простыню. Однако в мыслях верующих передо мной возникло прекрасное видение внутреннего дворика, храма с мраморными арками и просторных комнат с расписанными стенами. Процессия направлялась к этому храму.

– Я хочу посмотреть!

Она не ответила, но и останавливать меня не стала. Я устремился вниз, паря в воздухе, как птица, но постепенно опускаясь, пока мы не оказались в самой гуще облаков. Она снова стала легкой как перышко.