Карин Альвтеген - Тень

Вещи, составлявшие имущество покойника, словно сохраняли память о нем. Появление Марианны было своего рода вторжением, и ей не хотелось усугублять это неуместной маской. Она считала себя союзником этих людей. Приходила для того, чтобы достойно и уважительно завершить жизнь, скрывавшуюся за незнакомым именем на документе. Наводила порядок, сортировала и собирала памятные вещи и по возможности старалась найти кого-нибудь, кому эти вещи могли быть дороги. Смерть ее больше не пугала. За двадцать лет работы она убедилась, что это естественная часть жизни. Смысл жизни искать перестала, хоть это и не значит, что нашла. Раз Вселенная существует, значит, для этого должна быть причина. На этом Марианна и успокоилась, приняв как данность великую тайну бытия.

Жизнь. Краткий всплеск между двумя вечностями. Далеко не во всех случаях, с которыми она работала, люди проживали в одиночестве всю жизнь — чаще их круг общения сокращался с возрастом, и в последние годы рядом вообще могло не быть никого. Однако встречались дома, которые были полной противоположностью кукольным.

Там дарили такие беспорядок и грязь, что ноги сами отказывались переступать порог. Рваные обои и разбитая мебель громко кричали об отчаянии, которое испытывал покойный. В таких ситуациях речь обычно шла о психически неуравновешенных людях без социальных связей, которых благодаря лечению на какое-то время удавалось реабилитировать, после чего их тут же объявляли здоровыми и выписывали, чтобы освободить драгоценные бюджетные места для других пациентов. Их обеспечивали жильем, но уединенное существование в скором времени приводило к обострению болезни. Одинокий, нуждающийся в помощи человек не решался ни о чем просить, зная, что ему все равно откажут. Марианна должна была восстановить справедливость. Сделать все возможное, чтобы найти хоть кого-то из родственников, кто мог бы прийти на похороны. Иногда таких не находилось, и в последний путь человека провожали только она, священник, сотрудник бюро ритуальных услуг и кантор. Тогда она с помощью фотографий и памятных вещей старалась воссоздать вкусы умершего, чтобы похороны не были обезличенными. В одиночестве возлагая на гроб цветы, она всегда просила прощения за беспомощность общества. За то, что оно предало человека, бросило на произвол судьбы, не вмешалось.

Обернувшись к своей спутнице, Марианна протянула ей перчатки. Входить в квартиру одна Марианна не имела права. В первый раз ее обязательно сопровождал кто-либо из сотрудников муниципалитета. Никто не должен сомневаться, что все сделано по закону. И вместе с Марианной всегда ходил кто-то из коллег, у кого было время. Сегодня это была сотрудница из отдела пособий. Марианна знала ее имя — Сольвейг, — но не могла вспомнить фамилию.

Сольвейг надела перчатки, и Марианна вставила ключ в замок. На полу валялись рекламные листки и несколько экземпляров местной коммунальной газеты. Никаких неприятных запахов не было, но квартиру давно не проветривали.

Быстро просмотрев почту, Марианна положила ее на полку для головных уборов.

Насколько она успела заметить, у Герды не было ни неоплаченных счетов, ни задолженностей по газетным подпискам. И никаких писем. Если не считать одного — от интернет-провайдера.

Квартира выглядела прибранной, но в углах тут и там виднелся тонкий, как пленка, слой грязи. В патронажной службе Марианне сообщили, что Герда заказывала уборку раз в три недели и доставку продуктов по понедельникам. В остальном она отказалась от помощи и старалась справляться самостоятельно. Грязь тут наверняка появилась не по неряшливости, а из-за слабого зрения. Марианна встречала такое и раньше. В квартирах у стариков может быть порядок, но пыли — сколько угодно. В сушке стояли стакан и тарелка. На батарее висело кухонное полотенце, посредине кухни стоял стол, два стула, на клеенчатой скатерти в цветочек лежала хлебница. Марианна открыла холодильник. В нос ударил запах гнили, пришлось доставать пакет, который она принесла с собой. Со смерти Герды прошло три недели, а после вывоза тела патронажной службе в квартиру заходить запрещалось. Открытое обезжиренное молоко, пачка масла, тресковая икра и сморщенный огурец отправились в пластиковый мешок, который Марианна быстро закрыла и отнесла к входной двери.

— Смотрите. У нее в морозильнике книги.

Сольвейг стояла у открытой дверцы, когда Марианна вернулась в кухню. Под толстым слоем льда в глубине морозильной камеры аккуратно лежали завернутые в пищевую пленку книги. С помощью лопатки, найденной в одном из ящиков, Марианне удалось их вынуть. Она соскребла ногтем иней с полиэтилена и прочитала: «Пусть говорят камни» Аксель Рагнерфельдт. Знаменитый писатель. Не самая известная из его книг, но теперь все его произведения считаются классикой.

— Между страницами, наверное, деньги.

Это предположила коллега. Вполне возможно. Марианне доводилось находить купюры в самых неожиданных местах, но на этот раз в книге ничего не обнаружилось, равно как и в остальных. Все они принадлежали перу Акселя Рагнерфельдта, и, что удивительно, на всех оказались написанные от руки посвящения. «Герде — с наилучшими пожеланиями» или «Герде — с благодарностью». И размашистая подпись поверх напечатанного имени автора.

Марианна почувствовала тепло в груди. Обрадовалась, как радовалась всегда, когда выяснялось, что рядом с одиноким человеком кто-то был. Что его жизнь не всегда протекала в полном одиночестве. Сейчас она была довольна вдвойне: ведь если у покойника отсутствуют доходы и в доме нет ничего ценного, то нет и возможности организовать красивые похороны. Книги же с автографом Акселя Рагнерфельдта наверняка можно выгодно продать, украсить церковь и заказать достойный памятник. Последнее проявление уважения к человеку, чья жизнь завершилась.

— Кажется, они прекрасно сохранились в холоде. Ст о ят, наверно, кучу денег.

Марианна кивнула. Загадочный нобелевский лауреат был самым знаменитым персонажем шведской культурной элиты, но при этом редко давал интервью. Марианна не могла вспомнить ни одной подробности из его личной жизни.

— Герде Персон было девяносто два. Ему, пожалуй, столько же.

— Мне кажется, он моложе. Или нет?

Марианна не знала. И обложки книг не дали никаких зацепок. Их напечатали до наступления «эры личности», в те времена, когда слова писателей были важнее, чем их лица.

Квартира состояла из двух комнат и кухни. Женщины вышли в прихожую и мимо гостиной направились в спальню. На полу валялись ходунки. Ночной столик был опрокинут, простыня сорвана с кровати. Ковер свернут в рулон, сверху набросаны одежда и газеты. Стакан, тюбик смягчающего крема, упаковка валерианы.

Читать дальше