Карин Альвтеген - Тень

— Как она разговаривала?

Герда немного подумала.

— Она злилась, если не сказать больше. Спросила у меня, прочитали ли вы ее письма.

Оба замолчали и посмотрели в сторону лестницы, откуда послышались шаги Алисы. Она по-прежнему ничего не знала о ежедневных посланиях и ни о Торгни, ни о помешавшейся от любви женщине не спрашивала. Войдя в кухню, Алиса равнодушно взглянула на них и направилась к холодильнику. В кои-то веки на ней была нормальная одежда, а не домашний халат.

— У нас, как всегда, веселье бьет через край. Кто-то умер или это обычная вечерняя меланхолия?

Взяв кувшин, Алиса подошла к шкафу, достала стакан.

Аксель и Герда переглянулись. В других обстоятельствах этот момент доставил бы ему радость. Впервые Герда смотрела на него как союзник и делала это — что особенно важно! — по собственной воле. Однако ситуация не располагала к радости. Надо сделать так, чтобы Алиса узнала все до того, как Халина позвонит снова, а Алиса случайно снимет трубку. Если упомянуть о письмах, то придется признать, что Аксель скрывал от жены правду, и вполне вероятно, Алиса захочет эти письма прочитать. Она ведь прекрасно знает, что он ничего не выбрасывает.

— Алиса, нам нужно поговорить. Может, в библиотеке?

Обсуждать эту историю на кухне в присутствии Герды он не хотел. Возможно, ему придется сообщать какие-нибудь детали, которые Герда воспримет как ложь. Алиса уловила в голосе мужа серьезные нотки.

— С Яном-Эриком ничего не случилось?

— Нет-нет. Ничего страшного, просто я хотел кое-что тебе сказать.

Прихватив стакан, она пошла первой. Аксель посмотрел на Герду, но та уже занялась другим — убирала в холодильник кувшин с соком, оставленный Алисой на столе.

— Речь о женщине, о которой рассказывал Торгни. Халине, или как там ее.

— И что?

Алиса смотрела на него внимательно. С прямой спиной, закинув ногу за ногу, она сидела в библиотеке в одном из двух кресел для чтения. Сам Рагнерфельдт занял второе кресло, неожиданно поразившись тому, как давно они сидели здесь вместе в последний раз. Покупая эти кресла, они поддались тому же порыву, который заставил их купить дом. Мебель ручной работы, безумно дорогая. Воплощенная мечта. Библиотеку они обустроили в первую очередь. Предполагалось, что она станет сердцем их дома. В этих креслах они будут сидеть по вечерам и вести глубокомысленные беседы. Но подлокотники истерлись под чужими локтями, а разговоры безвозвратно иссякли.

— В последнее время от нее приходили письма. Я не говорил тебе, потому что не хотел тебя тревожить.

— Какие письма?

— Я их не читал — выбрасывал, не открывая.

Стакан с соком, который она подносила ко рту, остановился на полпути.

— Правда? Ты выбрасывал письма, которые получал?

В голосе ни намека на веру, но он твердо решил стоять на своем. Он действительно их не читал.

— Да.

Она сделала глоток и отставила стакан в сторону.

— Вот как. А что говорит Торгни? Ему, наверное, известно, пьет она свои лекарства или нет. Он же говорил, что ей это необходимо.

— Я с ним не разговаривал.

— А почему?

Аксель глубоко и натурально вздохнул.

— Потому что я бесконечно устал от этой истории. Я решил, что чем меньше я буду этим интересоваться, тем будет лучше.

Она сложила указательный и большой пальцы в кольцо и щелчком смахнула пылинку с брюк.

— Тогда позвони ей и спроси, что ей нужно.

— Она не оставила номер.

— Но Торгни его знает?

Он вздохнул.

— Честно говоря, у меня нет желания звонить ему по этому поводу. Ты же сама слышала, как он тут ее защищал. Он, конечно, человек неоднозначный, но мне действительно его жаль.

— Ты на самом деле не заметил ничего странного, когда знакомился с ней в Вестеросе?

Аксель покачал головой.

— Я с ней почти не разговаривал. Она была с Торгни, и за ужином они сидели на другом конце стола. Не понимаю, почему она выбрала для этой цели именно меня.

— Да, я тоже этого не понимаю.

Она произнесла это задумчиво и глядя в сторону, явно не осознавая, что оскорбляет его. Просто сказала первое, что пришло в голову.

— Она сказала Торгни, что вы занимались любовью в Вестеросе?

— Видимо, да.

Она молчала, склонив голову набок и наблюдая за ним.

— А этого не было?

— Алиса!

Он постарался произнести это как можно более укоризненно. В прежние времена вранье не имело смысла. Жена понимала его по малейшему изменению взгляда, интонации, мимики. Ему даже в голову не могло прийти лгать ей.

— Я должна была спросить. Если бы между вами что-то было, это объясняло бы ее поведение. Я же понятия не имею, чем ты занимаешься в своих поездках.

— Я не так часто езжу. Этой осенью было всего пять Дней книги. В следующий раз можешь поехать со мной, если тебе интересно.

— Нет уж, уволь.

Она произнесла это снисходительно и с отвращением.

— Я был бы рад не ездить. Ты же знаешь, как я отношусь к таким мероприятиям.

Алиса не ответила. А что, она вполне может не знать. Они давно прекратили делиться друг с другом своими мыслями и чувствами.

— Но сегодня она вдруг позвонила и спросила тебя.

Жена подняла на него взгляд.

— Меня?

— Да, сначала, правда, меня, но Герда сказала ей, что я не могу подойти, и тогда она попросила позвать тебя. Я хочу, чтобы ты сразу повесила трубку, если она вдруг снова позвонит. Хоть я и надеюсь, что этого никогда больше не случится.

— Почему она спрашивала меня?

— Понятия не имею. Тут вообще трудно что-либо понять. Видимо, она все-таки не вполне здорова.

Алиса встала и подошла к одной из книжных полок. Взяла фотографию Анники в рамке, рассеянно протерла стекло и снова поставила на место. Он вдруг подумал, что не видел дочь несколько дней. Но потом вспомнил, что завтра праздник, Вознесение Господне, и Анника говорила, что собирается уехать на выходные в какой-то конный лагерь.

Алиса повернулась к нему:

— Я хочу позвонить в полицию. Не понимаю, почему мы должны все это терпеть. Неужели нет способа заставить ее замолчать? Разве она не нарушает закон своими действиями?

— Но она не сделала ничего, кроме того, что посылала письма.

— И звонила.

— Да, но, может, она больше не позвонит. Надо подождать. Представь, что напишут в газетах! Журналисты обожают подобные истории.

Алиса снова села в кресло, разговор затих.

За окном начало темнеть. Ни он, ни она не собирались уходить. Оба молча сидели в креслах, купленных в другой жизни. Как будто оба понимали исключительность момента. Отдавшись воспоминаниям, Аксель удивлялся собственным чувствам. Сколько труда им стоило приобрести все это, когда мечта еще была жива. Дом они купили из первых рук, у семьи, которая когда-то его построила. Из-за того, что дом нуждался в ремонте, цена оказалась относительно низкой. Отец Акселя помог починить то, с чем они не могли справиться сами, — проложил новые трубы и перекрыл крышу. Остальное они делали вдвоем с Алисой. Красили потолки, клеили обои. Аксель посмотрел на потолок. Разглядел маленькую вмятину. След, оставленный на свежеокрашенной поверхности пробкой от шампанского в тот вечер, когда они при свечах торжественно открывали свою библиотеку. Вдвоем, как всегда. Присутствие одного — необходимое условие существования другого. И все зло мира им не страшно.