Виктория Платова - Инспектор и бабочка

С этого и надо было начинать, проклятый идиот!..

– Рисунок я забираю с собой, – заявил Икер. – Раз уж вы так мечтали от него избавиться.

– Как хотите, – Питер пожал плечами.

Прижизненный портрет утопленника тотчас же исчез в недрах спортивной сумки Субисарреты, и инспектор, подталкиваемый в спину недружелюбным взглядом хозяина, покинул кофейню. Недалеко же он продвинулся в поисках друга и – это самое печальное – вряд ли продвинется дальше. Надежда на башню Белфорт не слишком велика: разве что случится чудо и камни вдруг заговорят. Или кто-то из старожилов Рыночной площади окажется обладателем уникальной фотографической памяти, способной рассортировать по полкам миллион туристов, толкущихся в Брюгге. Вот если бы у башни случилось какое-нибудь происшествие, на манер того, что произошло под мостом Деревянных башмаков… Но тогда о нем бы знала хозяйка «Королевы ночи», а следовательно, знал бы и он, Субисаррета!.. А так ничего, кроме полумистической истории о всплывших трупах, ему предоставлено не было, и там Альваро уж точно не фигурировал. Погруженный в собственные, не слишком радужные мысли, Икер прошел метров пятьдесят, когда его окликнули:

– Простите…

Официантка из «Старой подковы», до сих пор делавшая все, чтобы остаться незамеченной.

– Я не стала говорить при Питере… Он неплохой человек, но когда речь заходит о его брате… В общем, это малоприятная для Питера тема.

– Они не ладили?

– Они мало общались. Питер вернулся сюда из Гента только тогда, когда Андреса не стало. Бедный, бедный Андрес… Вы знаете, что с ним произошло?

Еще одна не в меру разговорчивая фламандка!.. Ей лет двадцать на вид, она стройна и довольно миловидна, не то что хозяйка «Королевы ночи». Но Субисаррете снова мерещатся ракушечные края вместо губ.

– Уже наслышан. Кажется, ваш старый хозяин утонул…

– Утопился, – проскрежетала официантка. – А это не одно и то же.

– Да-да, я понимаю.

– Я видела того человека, о котором вы спрашивали. Я хорошо его запомнила. Любой бы запомнил.

– Он вел себя как-то необычно? – тот же вопрос он задавал створкам другой раковины, каков будет ответ на этот раз?

– Он был самый настоящий красавец, – в голосе официантки проскальзывают мечтательные нотки. – В Брюгге таких днем с огнем не сыщешь.

– Он с кем-то встречался в вашем кафе?

– Он кого-то ждал. А это не одно и то же.

– Ждал, вот как? И дождался?

– Нет. Если бы дождался, я бы так и сказала: он встретился с кем-то.

– Да. Это не одно и то же. Вы правы. И как долго… он ждал?

– Не так чтобы очень. Но он успел нарисовать Андреса. Тот самый портрет, который вы забрали…

– Он подарил его хозяину?

– Не совсем так. Он сидел за столиком у окна и что-то рисовал в своем блокноте. Как будто никуда и не спешил вовсе… Лишь изредка посматривал в окно, вот я и решила, что он кого-то ждет. А потом он вдруг поднялся, оставил на столике деньги и выбежал из кафе.

– Выбежал?

– Да. Наверное, увидел кого-то знакомого и просто испугался, что тот пропадет из виду.

– Почему вы так решили?

– Он взял всего лишь чашку кофе. А заплатил столько, будто выпил три, с десертом в придачу. Он не успел попросить счет и… не успел взять блокнот.

– Блокнот остался в «Старой подкове»?

– Да. Я хотела догнать, но на улице уже никого не было. Как будто этот парень растворился в воздухе.

Или ты не очень-то и торопилась, подумал про себя Субисаррета. Из-за денег, оставленных на столе и… из-за блокнота. Любопытство – отличительная черта женщин, и официантки не исключение.

– Он так и не вернулся?

– Нет. Больше мы его в «Старой подкове» не видели.

– А блокнот?

– Я отдала его Андресу. Мы всегда так делаем, если кто-то случайно оставляет сумку, или зонтик, или фотоаппарат, или еще что-нибудь. У Андреса в подсобке есть специальный ящик для забытых вещей… То есть теперь у Питера, конечно.

– Блокнот до сих пор там, в ящике?

– Ну… – официантка закатывает глаза. – С тех пор как Питер стал хозяином, ящик все больше пустует. Посетителей у нас мало. А забыть – означало бы вернуться, но возвращаться никто не торопится. Не то что раньше…

– Сочувствую. Так что случилось с блокнотом? Кто-то все же забрал его? Приходил за ним?

– Нет. Просто когда с Андресом случилось несчастье и мы с Кати… это моя сменщица… разбирали вещи, нашелся и блокнот. И в нем – портрет Андреса. Это была моя идея – купить для него рамку и повесить на стену. В память о покойном, он был прекрасным человеком, и на портрете выглядел таким живым… Вы меня понимаете?

– Да.

– Я думала, Питер станет возражать, он ведь недолюбливал брата. Но он не стал.

– А сам блокнот? Что в нем было, кроме этого наброска?

– Больше ничего. Только набросок и был.

– Один-единственный?

– Это был почти новый блокнот.

– Почти?

– Ну…

– «Почти новый» и «новый» – не одно и то же, согласитесь.

– Хорошо. Там был еще один рисунок. Кошка.

– Кошка?

– Да. Хорошенькая такая кошечка. Я прямо умилилась, когда ее увидела. Кошку я забрала себе, ведь за блокнотом никто так и не пришел. Это же не криминально?

– Нет, – вынужден согласиться Субисаррета. – А сам блокнот?

– Блокнот взяла Кати. Для хозяйственных нужд, так она объяснила.

– Хозяйственных?

– Списки продуктов и все такое. Не пропадать же добру, правда? А что случилось с художником?

– Надеюсь, что ничего страшного, – голос Икера звучит не очень-то убедительно.

Больше говорить с официанткой не о чем. Утонувший Андрес, который так и не стал третьим в их с Альваро детской компании, не слишком-то волнует инспектора, а чутье подсказывает ему: визит в Брюгге оказался напрасным.

Так оно и вышло.

Последующий трехчасовый обход Рыночной площади и окрестностей не принес никаких результатов: ни в одном кафе, ни в одном ресторане никто и не вспомнил об испанце, никто не опознал его по фотографии. Никаких инцидентов с участием приезжих у башни Белфорт не происходило. Вид на город с высоты птичьего полета (именно он открывался с башни) радовал глаз Субисарреты недолго. Стоя наверху и ежась от порывов ветра, он смотрел на остроконечные крыши и думал, что где-то здесь затерялся Альваро.

Вернувшись к концу дня в «Королеву ночи», он уже знал, что Альваро не вылетал из Брюгге самолетом и не уезжал поездом. И ни в одной конторе по прокату машин господин Репольес замечен не был.

И оставшиеся в номере вещи…

Даже если сбросить со счетов весьма скромное содержимое дорожного саквояжа, вряд ли Альваро оставил бы его по собственной воле. Он не расплатился за ночь, проведенную в пансионе, что совсем уж странно: человек, которого Субисаррета знал двадцать пять лет и которого считал своим лучшим другом, всегда был щепетилен в денежных вопросах. Что заставило его поступить совсем не так, как он поступал обычно? Что оказалось важнее, чем щепетильность и дорожный саквояж?.. Разумного или хотя бы утешительного ответа на вопрос не находится, а те, что лезут в голову, нисколько не устраивают Икера. Погружают в скорбную реальность его собственной профессии, где свежевыловленные утопленники без следов насильственной смерти – едва ли не самый щадящий вариант.