Виктория Платова - Инспектор и бабочка

На веревке сушатся фотографии.

Версия о фотолюбителе Викторе Варади нашла свое подтверждение. А за сомнительной чистоты шторкой с резвящимися дельфинами обнаружились еще и фотопричиндалы. Они стоят на доске, положенной прямо на ванну: громоздкий фотоувеличитель, несколько неглубоких кюветок, рамки, баночки разной формы и величины. Все это выглядит довольно архаично, но не архаичность оборудования волнует инспектора Субисаррету – снимки, прикрепленные к веревке бельевыми прищепками.

Их около трех десятков, и почти на каждом изображен сам Виктор.

На нескольких снимках Виктор предстает в обличье ши-фу Эла из комикса: ретрошляпа, ретро-пиджак и что-то отдаленно напоминающее пистолетную кобуру под пиджаком. Длинных волос нет и в помине (очевидно, они убраны под шляпу), лицо Виктора выражает самые разные чувства:

гнев

боль

удивление

радость

ярость

горе

сарказм.

Очевидно, Виктор добивался абсолютной кристальности эмоций, они поданы в самом что ни на есть чистом виде, оттого и лицо больше похоже на маску.

Смысл других снимков – показать не эмоции, а физическое действие. Позы, которые при этом принимает Виктор, не выглядят естественными. Во всяком случае, они не свойственны живым людям. Только мертвецам, Субисаррета может поклясться в этом: уж он-то в своей жизни перевидал достаточное количество трупов. Вот Виктор лежит, неловко подогнув под себя ногу; вот – сидит у стены, выпучив остекленевшие глаза и вывалив наружу язык. Вот тело Виктора свисает со стула и кажется переломанным пополам.

Если Виктор Варади – модель, то кто же фотограф?

Не исключено, что он сам, если включить на фотоаппарате режим ожидания.

Субисаррета почему-то склоняется именно к этой мысли, потому что… Потому что Виктор одинок и, по всеобщим уверениям, у него нет друзей. И еще потому, что участвовать в таком странном хэппенинге согласился бы далеко не каждый: от всех, без исключения, снимков подванивает гнилью. Именно так пахнут все порочные тайны, которые их носитель во что бы то ни стало пытается скрыть.

Комикс об Эле и псевдо-Рите пах по-другому, хотя его страницы были просто унавожены вытекшей из фломастеров кровью.

Мармеладки, ириски, печенье. И прочие нежные вещи, которыми перебиваешься, когда рассматриваешь цветные картинки. Субисаррете тоже хотелось бросить в рот мармеладку – все то время, что он наблюдал за приключениями парочки авантюристов. А сейчас – не хочется.

Ему нравится комикс и не нравятся фотографии, вот что.

Присев на корточки, инспектор обнаруживает под ванной еще одну кюветку или, скорее, пластмассовый поддон. Очевидно, Виктор сбрасывал туда все, что посчитал ненужным или испорченным: полностью засвеченные снимки, обрезки фотобумаги; неудавшиеся планы каких-то строений, площадок, пакгаузов и причалов. А где, в таком случае, удачные?

Перекочевали прямиком в комикс.

Продолжая рассматривать снимки, Субисаррета снова набирает телефон гостиничного администратора.

– Инспектор? – голос Аингеру звучит еще глуше и невнятнее, чем в прошлый раз, и Икеру приходится напрягаться, чтобы хоть что-то уловить.

– Скажите, Аингеру, вы слышали об увлечении Виктора комиксами?

– Нет. Ни о чем подобном он мне не говорил. Да и не стал бы он тратить время на такую ерунду. Виктор – серьезный парень.

– Ну да. Но когда я говорил о комиксах, я имел в виду, что он сам их рисует.

– Виктор? – недоумевает Аингеру.

– Да.

– Этого я не знал.

– И о том, что Виктор – фотолюбитель, тоже?

– Впервые слышу от вас. Но я же говорил вам, Виктор – очень закрытый человек, и мы не друзья. А вы уже нашли его?

– Пока нет.

– Может быть… Имеет смысл поискать его в Аквариуме? Он частенько там бывает…

Голос Аингеру звучит все слабее, а потом и вовсе сходит на нет, тонет в бесконечном шуршании и потрескивании. Сигнал параллельного вызова тоже оказывается не таким, как всегда. Он слишком слаб и едва слышен.

Микель.

– Я уже на месте, шеф!

– На месте?

– На стоянке. Нашел вашу машину. Но никакого «форда» тут нет.

– Черт!

Черт! Черт! Черт! Надо же быть таким идиотом! Субисаррете нужно отправляться на набережную: торговать поддельной кожгалантереей, а не занимать должность инспектора полиции. « Thunderbird » увели прямо из-под носа, в то время как он околачивался в крысиной норе, собирая малозначительные факты малозначительной жизни Виктора Варади. Единственная ценная находка – его форменная рубаха, все остальное никакого значения не имеет.

Костеря себя последними словами, Икер подходит к окну и видит… «форд- Thunderbird »! Он стоит на том же самом месте, рядом с американский грузовиком.

– Ты меня слышишь, Микель?

– Да, шеф.

– «Форд» все еще здесь, я его вижу.

– Видите? – в голосе Микеля слышится растерянность. – А вы где?

– Неподалеку. В доме напротив. Самом ближнем к стоянке. Синий фасад. Ты видишь четырехэтажный дом с синим фасадом?

– Да, – после непродолжительного молчания заявляет Микель. – Он прямо передо мной. Метрах в пятидесяти.

– Ты стоишь лицом к нему?

– Я стою лицом к нему, рядом с вашим «сеатом».

Дьявольщина.

Если бы бестолковый Микель стоял в пятидесяти метрах от дома, Субисаррета обязательно заметил бы его. И свой «сеат». Но в поле зрения инспектора ни Микеля, ни «сеата» нет, есть только «форд» Виктора Варади, который мокнет сейчас под дождем.

Под дождем, вот как.

Дождь идет в сумерках, потому что за окном сгущаются сумерки, но сейчас… Субисаррета отгибает рукав пиджака и смотрит на часы: начало двенадцатого, он пробыл в квартире Варади почти час, и за это время утро не только успело перейти в день, но и день плавно склонился к вечеру. А на часах всего лишь начало двенадцатого.

Дьявольщина!

– Может быть, это не та стоянка, Микель?

– Э-э… Может быть. Но другой стоянки для шоферов-дальнобойщиков, да еще с мотелем, я не нашел. И ваш «сеат». Он здесь.

Это – та самая стоянка. Та самая, где Икер оставил свою машину в десять часов утра.

– И вы сказали, что мотель называется «D.O.A.»…

– Да.

Мерцающая неоном надпись «D.O.A.» и сейчас перед глазами Субисарреты, ни дождь, ни сумерки не смогли ее приглушить.

– Вообще-то, мотель называется «Королева ночи»…

– Как?

– «Королева ночи». И он, судя по всему, давно не работает… С вами все в порядке, шеф?

Все далеко не в порядке, неоновая надпись явно вступила в противоречие с утверждением Микеля, что мотель «давно не работает». Так же как «сеат» инспектора вступил в противоречие с «фордом» ночного портье. А светлый день вступил в противоречие с сумерками. А о чрезвычайно распространенном названии «Королева ночи» Икеру даже думать не хочется.