Сергей Журавлев - Ниже – только вверх. Книга 2. Детонатор

Он подтащил к себе еще часть веревки, стравливаемой Феликсом, и, обвязав ее вокруг дерева, скомандовал подтянуть корзину к себе и загрузить в нее скрепленную веревками поклажу. Корзина с грузом отправилась к Глебу, а затем вернулась назад. Феликс залез в нее, спустился в воду, и Глеб мощными рывками потянул напарника на свой берег. Рептилии проигнорировали летящую, как торпеда, корзину, и через десяток секунд Феликс благополучно закончил переправу.

Напарники разложили намокшие вещи подальше от воды и только теперь почувствовали, что усталость и напряжение последних суток дают о себе знать. Глеб предложил разбить лагерь прямо здесь и отдохнуть до завтра. Спать решили по очереди, сменяя друг друга каждые два часа. Пусть крокодилы им здесь и не грозят, но дикие кошки представляют немалую опасность. Глеб выбрал открытое место неподалеку от деревьев и взял первое дежурство на себя. Феликс мгновенно провалился в сон, а во сне пришли воспоминания…

«Стоя на вершине холма и разглядывая каскад озер, высматриваю, на каком из них появятся утки. Рядом бегает мой пес Рой.

Самое западное озеро, по форме напоминающее слегка разогнутую букву «Г», было не более пятидесяти метров в длину и не более шести в ширину. В тени камышей, где берег более крут, неподвижно стоит серая цапля.

«Ага, – думаю, – это хорошо. Цапля утке не помеха. И еще это говорит о том, что здесь давно не было людей. А вот и уточки!»

Утки сделали круг, приводнились и развернутым фронтом двинулись в сторону цапли. То ли они цапле не понравились, то ли еще что, но она, взмахнув крыльями, оттолкнулась от земли. Завернув буквой «S» шею, прижала ее к туловищу, сделала правую «бочку», ушла на север и приземлилась метрах в трехстах на склон.

Воспользовавшись моментом, Глеб в одну секунду перерезал крокодилу глотку от края до края .

Почему улетела цапля? Да потому, что если есть утка, жди беды, то есть охотника. И каждая цапля знает, надо держаться от него как можно дальше, а значит и от уток тоже.

– Ну что, Рой? Пришло наше время. Давай, иди рядом, – обратился я к собаке, как к единственному собеседнику.

И мы пошли в обход озера, на которое сели утки. Высокий камыш прикрывал нас от птиц. Приблизившись к озеру, я остановился и, держа наготове ружье, пошел к воде. Селезень, заметив меня, крякнул и пошел на взлет. Дистанция до него не более пятнадцати метров. Первый патрон семерка, второй пятерка и оба контейнерные. На такой дистанции это как стрельба пулей, скорее не попадешь, а если попадешь, то трофей превратится в раздавленный помидор, то есть будет испорчен. Селезень уходит вправо, на камыши. Слева с шумом поднимаются еще три утки.

«Молодцы! Взлетайте стаей. У вас есть вероятность, что охотник начнет метаться и упустит всех», – веду мысленный разговор с птицами, держа на прицеле своего селезня.

Двадцать метров, двадцать пять… Желание нажать на курок настолько сильное, что даже Рой не то гавкнул, не то выругался в мою сторону: «Чего, мол, тянешь? Стреляй!» Тридцать метров. Стреляю. Бах! Селезень падает. Рой помчался напрямик в его сторону. Я с разворота ловлю в прицел второго и в азарте стреляю. Видно, как с уходящей утки слетело несколько перьев, но она, даже не качнувшись и крепко стоя на крыле, удаляется. Рой, услышав хлопок второго выстрела, повернул ко мне, забыв, куда и зачем бежал.

«Ох, нехорошо! – подумал я. – Сбил собаку с поиска!»

Рой заметался и побежал догонять улетевших уток. «Рой, ко мне!» И в этот момент собака подняла из камышей еще трех уток. Выхватываю из нагрудного патронташа перепелиную дробь, спешу зарядить нижний ствол. Время, время! Каждая десятая секунды – это удаление утки не менее чем на полтора метра. Прицеливаюсь, стреляю – мимо! Собака напрочь забыла о первом и единственном трофее и как угорелая носится по камышам. А трофей надо искать. Охотник не вправе называться охотником, если не подбирает дичь.

Я взял ружье наперевес и… Тут бы мне остановиться, поразмыслить и пойти в обход. Идти-то не более трехсот метров. Но я, как «нормальный герой», не ищу легких путей и иду кратчайшим. Грязь твердая, держит хорошо. Иду уверенно. Раз, два, три… И тут одна моя нога проваливается, а другая, поднятая для максимально широкого шага, опускается в густую, цвета паровозной сажи грязь, воняющую гнилым болотом. Я попал!.. Сапоги загрузли, как в бетоне, не шевельнуть. Двинуться не могу. Только упасть. Но моя цель не упасть, а дойти. Подергав ногами, затихаю в раздумье. Рой наблюдает за мной, наклонив голову, и в его карих глазах читается: «Хорошо сидишь, хозяин».

Сняв с плеча ружье, бросаю его как можно дальше. Затем вынимаю содержимое брючных карманов, растыкиваю по жилетным и рубашечным. Рубашку с жилетом тоже швыряю на сушу. Вынуть какую-либо ногу и не упасть не представляется возможным. Поэтому, не задумываясь, вытаскиваю ту, что сама дернулась, и заваливаюсь на спину. Есть! Вынул! Лежу и спиной ощущаю твердое покрытие. Это воодушевляет. Пытаюсь выдернуть себя из второго сапога, упираясь локтями, лопатками и головой. Упереться освободившейся ногой не во что. С большим трудом, но удалось вызволить и вторую ногу. Выбрался!!! Обрадованный первой победой, я взялся вытаскивать из грязи сапоги. Нет, чтобы нарезать ножом камыша да настелить толстым слоем! Я просто стал на колени, уперся левой рукой в корку засохшей грязи на краю трясины, а правой, взявшись за голенище сапога, потянул. Сапог помалу «пошел». Вот и тяни себе потихоньку. Так нет! Я потянул сильнее… Левая рука потеряла опору, и я со всего маху ляпнулся лицом в грязь. Ощущение неописуемое! Звук от падения какой-то не водяной, а такой глухой. Уши и ноздри мгновенно словно пробками заложило. Звуков никаких, а запах, проникающий через слизистую носоглотки вглубь сознания, идентифицируется мной, как запах преисподней. Руки залипли в грязи, как лапки паучка в янтаре, – красиво и бесполезно. Попытался дернуться, напрягая пресс и ноги. Куда там! Сижу мертво. А сколько так можно просидеть? Как аквалангист с многолетним стажем, я могу удержать воздух в легких при минимуме движений чуть более двух минут. В теперешней ситуации важно не паниковать и не сделать выдох-вдох: это верная смерть. Пробую, согнув руку в локте, придвинуть ее к лицу. Голова при этом слегка углубилась в жижу, но рука вышла на поверхность. Придвигаю ладонь к уху и приподнимаю над головой. Быстро, но не резко, провожу раскрытой ладонью вниз по лицу, словно смахивая назойливую муху, при этом поворачиваю голову вправо. Вокруг щеки образовался кратер. Сплюнув, ощущаю ртом воздух. Осторожно пытаюсь вдохнуть. Получилось. Теперь могу смело дышать. Если бы я находился в воде, то, выдыхая воздух, потерял бы плавучесть и погрузился бы в воду, а лежа в грязи, даже не шелохнулся.