Сергей Журавлев - Планида. Панхомоспермическая космологема

© Сергей Журавлев, 2021

ISBN 978-5-0055-2338-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

«Ай да Айда, ай да дура!» – всякий раз, валясь на рассвете в постель, выдыхала Ая.

Ей было не занимать энергии. В 15-ть закончившая школу с медалью, эта девчонка в 18-ть выпустилась магистром из новомодного Сколтеха, и в 2020 году уже не знала, чем себя занять, чтобы не наскучило. Это немногие её друзья, а где их много-то умных то таких было взять, звали её Айдой за неугомонность и частое «Айда за мной!». Родители айкали, совсем не употребляя ими же вписанное в метрику при рождении и перекочевавшее в паспорт «Азия». Это папка, тот ещё заумный чудак и рюкзачник, зафанатевший в молодости от книжки Олжаса Сулейменова «Аз и Я», уговорил таки мамулю. И хоть родители были типичными русаками, дочкино имя всякий раз икалось Айке исканиями Востока в себе и другими в ней.

Вся маленькая жизнь её стала восхождением к недостижимому. В учёбе, спорте, приключениях, чувствах. На беду свою, выросла она красоткой, точёной и тугой с нужными округлостями, фиалкоглазой русовлаской. Той самой, что и коня на скаку, и в горящую избу. Ох и стлались за ней парни. И наглостью, и скромностью пытались брать. Да никак, её планка только росла. И дружбу с ней считали бы счастьем, да счастье такое лишь двум досталось, да и то, без шансов на интим. Собственно за то и досталось, а ещё за незаурядные таланты, да за совесть. Девкам же итого, не довелось, не ровня.

Ох и несло же Айку. Во всех авантюрах бы разом, да не раздробиться. Словно чувствовала, что времени мало, пыталась успеть всюду, где предвкушала откровений. С толстенной косой до поясницы, знающая себе цену, эта гордячка выматывала друзей, или попавшихся под руку воздыхателей набегами на маргинальные тусы. По нескольку таких за сутки. На лекции чудиков, на игры от маститых, на воркшопы и хакатоны. Благо денег не имела, и иметь не нуждалась. Родители ещё одевали в простецкое. Ведь истинной красоте наряды в тягость, а среди умных понты грех. Да и поклонники не позволяли, платить. Друзья же умели зарабатывать, и опекали подругу без претензий, в радость. Позволяя себе возить её по миру.

Круглая краснодипломница, распространяла она теперь округ себя ненависть к формальному образованию, считая его бесполезным. Ибо, как доказывала она, знания ушли за границы школ и университетов, оставив там лишь бледные и тающие следы. Знать в XXI веке, что дышать, стало уже просто, и жизненно необходимо. Ибо теперь знания были всюду, стоило их лишь возжелать, по потребности. У неё получалось, доказывать. Возможно, доказательная миссия среди прочего бросала её в псевдонаучные, или как ей больше нравилось считать, метафизические течения. В альтернативную историю, в опровержение законов термодинамики, в поиски бога. В общем, во все тяжкие, кроме астрологий, экзорцизма и прочих экзистенциальных и эсхатологических культов и сект. Просто под метафизикой Ая чла всё, что «за физикой», т.е. ещё не познанное и не признанное. Она и к трансгуманистам то причла себя по этой же причине, допустив, что они вырываются из сфер истинного, т.е. утверждённого.

Она истаптывала кроссовки в месяц, предпочитая ходить и бегать чинной езде. И бесчинствующей тоже, хотя казалось бы, при её то характере. Сколько понторезов притормаживало на своих монстрах рядом, и умывалось. Сколькие обещали их ей подарить, зря. Пару раз её спасали лишь навыки боевого самбо, но принципов такие передряги не низвергли. Впрочем, и времена уже стали не те. Настоящих блудных и диких осталось в Москве немного, а за Москву Айду всегда кто-то сопровождал.

Айда не знала страха. Несколько изящных шрамов на видных местах демонстрировали это. Были ли они на скрытых, наверное наверняка. Зная на опыте эту свою неуёмность в рисках, Айка сдерживала себя за счёт потрёпанных экстремов. Например, вместо гоночных болидов гоняла на раздолбанных «жигулях», но не по трекам, а по пересечённой местности. Так ведь безопаснее, правда? И наоборот, если садилась на велосипед, то трековый. Прыжки с парашютом не считаются, ибо на крыле чего бы и не летать, не то, что на дельтаплане. Хотела было сесть за штурвал самолёта. Ведь вертолёты опаснее.

Азия училась мечтать. Чиканутой умнице до диплома это было лишним. А после открылись чакры, и окружающее стало тесным. Только без сентиментов про суженого, деток, домик у моря и всякое такое, фу! Разве не интересно помечтать о будущем, о ещё не открытом, инновационном, уникальном и удивительном. Там, за горизонтами. Она возненавидела антиутопии. Это модное засилье кошмаров отвадило её от кино и книг ещё в универе. Там было много антимечтателей, вещавших катаклизмы, катарсис (покаятельный всечеловеческий экстаз) и апокалипсис, но у неё даже искусственный интеллект и роботы не вызывали опасений. Из любимых, и чуть ли не последних из читанных ею взапой уже после выпуска, стали «Люди как Боги» Уэллса и Снегова. В них была красота утопий. Там было место месту, которого нет. Уместное времени и взглядам своих времен. Ей тоже хотелось написать свою картину лучшего из миров. Без розовых слюней, без наивных пастелей. Однако, мечтам мешала обещанная сингулярность. Представить, что лет через 30-ть всему привычному придёт каюк, а необычное зафонтанирует повсеместно, и с жуткой частотой, было сложно. Хотя утешало то, что к тем временам она станет уже старухой, и всё происходящее будет безразличным. Хотя…, обещают же, что жить придётся до 120-ти, а это даже не половина до сингулярности. И как тогда жить? Старухой ещё лет 70-т? Она пыталась записаться переселенкой на Марс, но друзья, покрутив у висков, денег на такую авантюру не наскребли, и отказали. При этом пояснив, что в одну сторону не отпустят, а вместе с ней не полетят, и пусть Маск летит туда сам. Она, впрочем, суицидальным синдромом не страдала, и сдалась с радостью, переключившись на способы преодоления старения. Мечтание Ая пыталась превратить в проектные упражнения, изобретая методы, и быстро свела их лоскутки к утопизму. Русские космисты ей в этом сильно помогли.

Айка искала себя. Примеривала многие профессии и никак не находила в них способ заниматься чем хочется. Потому помогала везде, где интересно, просто так. За что ей иногда платили, не по просьбе, а по совести, ибо идеи плескали из неё через край. Её звали в стартапы, ведь Сколково стал ей как дом родной, и в его сообществах она слыла признанной активисткой. Но посвящать себя проектам была не готова. Не умела концентрироваться. Увлекалась часто, остывала быстро. Да и толку в стартапах не видела, ибо не верила, что в российской действительности можно взлететь, а иной себе не представляла.