Сергей Журавлев - Планида. Панхомоспермическая космологема

В реанимации нам говорили, что это невозможно, и выжить никому ещё при таких обстоятельствах не удавалось. Твоё дыхание удалось как-то восстановить, но все попытки вентиляции лёгких не оставили надежд на восстановление полноценного дыхания, и твой организм очевидно угасал. Врачи готовы были констатировать твою смерть, а так как никого ближе, чем мы, у тебя не осталось (папа был в эпицентре взрыва газового баллона, и похоронили немногое), нам предложили принять решение о прекращении вентилирования лёгких и стимулирования сердечной деятельности, т.к. по мнению консилиума, мозг твой умер.

Доктор, дежуривший с нами, высказал гипотезу, что в момент взрыва ты спала, и мозг во время глубокой фазы сна просто отключил тебя мгновенно в кому. Т.е. ты почти не дышала, когда всё горело вокруг. А горело очень быстро, и кислород прорвался раньше, чем твои лёгкие окончательно забило пеплом.

Но мы не верим. И благо вспомнили о твоей воле. И благо, быстро дозвонились до Данилы. А он оказался скор, и уже через час мы передали тебя крионистам.

Мы не можем поверить в твою смерть, и верим теперь (извини, что не верили тогда, когда ты, как казалось шутки ради, подписывала договор о замораживании в случае окончательной угрозы смерти), что ты вернешься к жизни в лучшем, так желанном тобой мире!

Мы этого очень хотим, и страшно жалеем, что не будем с тобой в это время. Или будем? Кто знает теперь, после подписания договоров и нами? Но пока нам предстоит жить без тебя, и как сможем, за тебя. Нам много надо сделать, чтобы оправдать нашу дружбу с тобой. Чтобы ты, проснувшись однажды, узнала и гордилась сделанным нами за троих. Мы обещаем.

22.02.2022

Верные твои верящие.

Я, Ведун (Олег Правдин), 1999 г.р., в здравом уме выражаю свою, и товарища моего Тенгри (Кайчи Кара-Могол, 2000 – 2088 гг.) в здравом уме завещавшего мне это, нашу последнюю волю:

– Передать наши и Азии Богатырёвой криотела в полное распоряжение События по регенерации жизни.

– В случае готовности События к разморозке наших криотел, сделать это в обратной порядку заморозки последовательности.

20.02.2101 г.

P.S. Aйда, извини, что выглядим не так, как ты привыкла;)

Я и Я. Та жизнь, которой я успела пожить на Земле, была прекрасна, но видится мне как-то со стороны, словно я жила рядом с той девочкой и девушкой.

Прости, но не отпускает, сколько живу после, чувство, что я и ты, или я и я до, – разные люди. Словно я, невидимая, присутствовала не только всегда и непосредственно рядом с твоей жизнью, но и видела всё не твоими глазами. Так в твоём веке описывали отделившиеся души. Которые видели своё тело, наблюдали за умиранием извне. Ты была превосходна в той степени, в которой человек способен восхищаться собой, не нарциссически, упаси тебя Бог (какое странное для моего времени выражение), а за достигнутое, преодоленное, превзойденное. Ты не давала слабины ни себе ни другим. Во что бы это твоё упорство вылилось (с трудом вспомнила этот оборот речи), судить сложно, но зная об обошедшем тебя стороной будущем, кажется мне, что ты смогла бы сделать немало. Женщины тогда набирали силу. Так что ты молодица!

Сожалею же я о том, что не познала ты там любви. Той, земной, легендарной для нас. Наверное у нас она другая, и мне очень хотелось бы сравнить.

Спасибо твоим друзьям! Они не дают мне покоя. Ты ведь даже представить себе не могла, хотя казалось, знала их как себя, что они будут столь благородны, и посвятят себя тебе. И мне, конечно, хотя и не узнают об этом.

Я живу этой двойственностью, вопросами, которые некому задать, кроме как тебе же. Я стараюсь всегда быть достойной тебя, но здесь у меня было не так много возможностей, хотя тебе возможно показалось бы, что я лгу, и не сознаю счастья, доставшегося через ничтожный шанс, которое досталось не тебе. Ведь мечты, которые ты так упорядочивала, и логизировала (или это неправильное слово?) я восприняла если и не как должное, то как разочаровавшее своей величественной простотой. Обыденностью, что ли. И мне эта Вселенная кажется теперь банальностью, за рамками которой кое-что уже понятно, и это окошко из мироздания пугает возможной ложностью миссии, невольной участницей которой я оказалась.

Поэтому я так безмерно люблю тебя ту. Мечтавшую, любознательную, наивную умницу, жившую будущим, презиравшую настоящее, уважавшую оболганное прошлое. И нет слов, таланта, чтобы эту любовь мою описать, сжиться с ней, растворить её в себе, признать своё право на неё и на тебя.

И наконец, я завидую тебе безмерно! У тебя будущего было больше, чем мне досталось. Твоя жизнь была в праматери всего, а я уже туда не попала. То, что казалось тебе смертной скукой, представляется мне теперь раем! Хотя ты бы со мной не согласилась, ибо из вашего времени нынешний обитаемый мир показался бы чудом :) (кажется этот символ был у вас популярен).

Хочется и хочется тебе признаваться в чувствах, пережитых к тебе за многие годы. Их было много, разных, и в оттенках каждого. Я и злилась, и недоумевала. Не взятому тобой там, для меня. Поэтому я так многого не знаю, и не смогла найти несмотря на огромный объём доступных знаний. Я грустила о детстве, которого ты недобрала, так увлекаясь познанием. Ты лепила себя, обделяя в чувствах. Ты недолюбила родителей, как ни старались они питать тебя своей любовью. Ты не додала благодарности и уважения друзьям (чёрт бы с другими), и два этих человека переживали твою чёрствость до конца жизни, полагая, что просто не успели принять то, что ты подразумевала (обманываться были рады). А ведь знаю же я, что ни о чем таком, ответственном, ты и не помышляла. Просто жила, как умела, не видела ничего очевидного рядом. Дура дурой! Не правда ли?

А теперь Айда, айда же! Туда, куда не посмела и не поспела домечтать!

Когда стало ясно, что отправить тебе посылку возможно, встал вопрос, о том, как?

Оказалось, что все кодировки сообщений, применявшиеся в твоё время уже не используются ни в каких наших протоколах обмена данными. Сообщение же энергетическим «червём» должно раскрыться в твоём компьютере подобно вирусам, которые в ваше время портили жизнь пользователям.

Но ты-то знаешь, что у меня прекрасная память, и я к тому же единственная, кто знает здесь, как это было – обмениваться почтовыми посылками, частить в чатах, писать электронные письма. И я вспомнила. Когда впервые меня привели в Музей Земли, я плакала так, что всё вокруг расплывалось сквозь пелену слёз. И вместо любопытства я испытала там первый катарсис. Страшно пожалела, что не прожила желаемое. Мучилась потом месяцы, и лишь через 12 лет вернулась в музей осознанно, ностальгически прикасаться к знакомому, грустить радостно, чувствовать сопричастность вашей истории.