Леена Лехтолайнен - Телохранитель

Я немного подождала, дав ему покуражиться всласть, потом поинтересовалась, считает ли московская милиция дело законченным. Он кивнул, снова открыл ящик стола, на этот раз достал початую бутылку коньяка и, не удосужившись взять стакан, хлебнул прямо из горла.

— Можешь считать, что тебе повезло, — произнес он наконец. — Иди отсюда и на досуге подумай, что натворила. И благодари Бога, что этого бомжа нашли. Иначе тебя уже задержали бы по подозрению в убийстве. Последнему идиоту понятно, что дело сделано чужими руками, но вряд ли ты сможешь отрицать свое участие! — И он с шумом сделал еще глоток коньяка, пролив пару капель себе на шею.

Я медленно встала, выпрямилась во весь рост, борясь с неудержимым желанием вырвать у него изо рта сигару и потушить о лысину этого милого человека. Однако вовремя сообразила, что, пожалуй, не стоит, если я не планирую провести ночь в каталажке. Не попрощавшись, сняла куртку с вешалки, открыла дверь и быстро спустилась по лестнице. И уже на улице услышала, что Лайтио, высунувшись в окно, кричит мне вслед:

— И не думай, что ты так легко от меня отделаешься, чертова кукла! Мы с тобой еще встретимся на узкой дорожке!

Риикка хлопотала на кухне, Йенни не было видно. Бросив рюкзак на пол, я вытащила из него бутылку пива и, открыв ее зубами, выпила половину одним глотком. И лишь потом поинтересовалась, не спрашивал ли обо мне еще кто-нибудь, кроме полиции. Риикка ответила, что все тихо, только раз постучались свидетели Иеговы с проповедью да заходил какой-то русский студент в надежде продать собственные картины. Ему удалось соблазнить своей мазней пожилую соседку, которая не только купила у него одно из произведений, но и пригласила на чай с пирожками и ветчиной. У меня были собственные мысли по поводу этого бродячего художника, и я решила на следующий день заглянуть к пенсионерке и побеседовать с ней. Пожилая вдова будет только рада, если кто-нибудь скрасит ее одиночество, к тому же она всегда угощала пирожками, которые просто таяли во рту.

Перед сном я по привычке осторожно выглянула в окно и осмотрелась. Перед тем как снять эту комнату, я обследовала местность и убедилась, что в окно невозможно выстрелить с улицы. Разумеется, снайпер мог спрятаться и на крыше противоположного дома, но и там все просматривалось насквозь и стрелявший сильно рисковал быть замеченным. Я улеглась, положив в изголовье заряженный пистолет. Соседки и не подозревали, что у меня есть оружие. Разумеется, мне стоило поместить его в специальный металлический ящик, а тот спрятать в платяной шкаф и закрыть на замок, но вместо этого я убрала туда шелковый платок Аниты. От него до сих пор исходил слабый запах ванили и пачули, словно привет из царства мертвых.

Во сне ко мне пришла Фрида. Мы бегали по мартовскому льду, я ловила в проруби рыбу и бросала своей подруге, а та, перед тем как съесть, играла с рыбешками, подцепляя когтями. Вдруг из леса раздался выстрел, и в то же мгновение шкура Фриды оказалась изрешечена дырками, как та шуба, в которой Анита встретила свою смерть. В этот момент я проснулась и услышала за дверью тихий скрежет. Вскочив, я схватила пистолет и взвела курок. И снова услышала негромкий звук, словно кто-то пытается открыть замок неподходящим ключом.

Беззвучно подкравшись к двери, я открыла ее и выглянула в коридор. Навстречу мне распахнулась входная дверь, я вскинула пистолет. Совершенно пьяная Йенни изумленно взглянула на меня и, открыв рот, пронзительно завизжала.

Я кинулась обратно к себе, схватила мобильный телефон, так что в темноте его легко можно было принять за оружие, и прыгнула обратно в коридор.

— Боже, не кричи так, перебудишь весь дом!

Йенни плюхнулась на колени посреди коридора.

— У тебя в руках была пушка!

— Брось, какая пушка? Это мой мобильник! Мне показалось, что кто-то пытается взломать нашу дверь, и я собралась вызывать полицию. Боже, да ты пьяная в дым, ты сейчас не отличишь лося от белки.

Я говорила шепотом, чтобы не потревожить Риикку. Мы наверняка разбудили ее, поскольку было слышно, как скрипит кровать, когда она ворочалась, но она не вышла в коридор жаловаться на шум. Взглянув на Йенни, я поняла, что ее тошнит, и быстро потащила подругу в туалет, подхватив под мышки.

Когда я жила в Нью-Йорке, хозяйка, у которой я снимала комнату, часто возвращалась домой в полубессознательном состоянии. На вечеринках она любила перемешивать крепкие коктейли с кокаином, а после просила меня дать ей что-нибудь солененького и таблетки от головной боли, чтобы уменьшить муки похмелья. Мне удалось снять комнату на Мортон-стрит в районе Вест-Виллидж благодаря Майку Вирту. Хозяйка квартиры приходилась ему двоюродной сестрой, и, зная ее привычки, он просил немного присмотреть за ней. Девушка считала себя большим знатоком современного искусства, неплохо рисовала, мы с ней обошли кучу ночных клубов непонятной направленности. Это были места, где невозможно отличить настоящее от искусственного и никогда нельзя угадать, кто сидит рядом за столиком — женщина или мужчина. Мне нравились заведения, где каждый прикидывался не тем, кем был на самом деле, но, к счастью, я не успела проникнуться этим духом в той же степени, как сестра Майка. Занятия в Академии длились от зари до зари, у нас были уроки по стрельбе, борьбе и самообороне, дорога до дома занимала полчаса в один конец. К тому же мои возможности здорово ограничивал курс доллара, который в те времена стоил гораздо дороже финской марки. Когда я сидела в кафе где-нибудь на Манхэттене, мне казалось, что родные мои края находятся где-то на другой планете. Часто я развлекалась тем, что представлялась случайным знакомым разными именами: сегодня я была Хеленой, на следующий день Аннели, потом Камелией. Для одного я была бедной уборщицей из Финляндии, для другого — художницей из Дании. Где-то в шкафу у меня до сих пор валяется кипа разноцветных визиток. Утром я обычно ускользала от своего нового знакомого, пообещав позвонить, но никогда не держала слова.

Домой в Финляндию я привезла огромный пакет разноцветных таблеток от похмелья. Когда бледная Йенни вошла в комнату, я протянула ей пару пилюль и стакан воды. Моя американская подруга, после буйной вечеринки приняв подобное средство, наутро ничего не помнила. Я надеялась, что с Йенни будет так же.

Мне повезло: так и вышло. В середине дня я вернулась насквозь мокрая, пробегав под дождем добрых полтора часа; бледно-зеленая Йенни сидела на кухне и мужественно пыталась влить в себя стакан сока.

— Привет. Ты решила для разнообразия заехать домой? — произнесла она и снова потянулась за соком.

Взяла стакан в руки, посмотрела на него и снова поставила. Было очевидно, что Йенни и понятия не имеет, кто ее лечил прошлой ночью.