Жан-Кристоф Гранже - Пассажир

Два беспамятных на один вокзал — это чересчур.

Перед глазами мелькнул указатель «Биарриц». Она сосредоточилась на другом аспекте дела, который вообще ни с чем не вязался. Зачем кому-то понадобилось убивать Патрика Бонфиса и Сильви Робен? Какую опасность и для кого могли представлять простой рыбак и его подружка?

Со вчерашнего дня она безуспешно пыталась дозвониться до отделения жандармерии, проводившего расследование в Стране Басков. Руководитель группы майор Мартено так ей и не ответил. В 11 утра, приняв душ, она решила, что должна съездить на место преступления. Вместе с Ле-Козом.

— Это еще что за хрень?

На выезде из города образовалась плотная пробка. Анаис вышла из машины и тут же убедилась, что на улице все та же собачья погода. Под черными небесами задувал колючий ветер. Струи ледяного дождя секли лицо будто ножницами. Она козырьком приложила к глазам ладонь и увидела впереди людей в жандармской форме. Они и перекрыли дорогу.

— Включить мигалку? — предложил Ле-Коз.

Анаис не ответила. Она пыталась на глазок прикинуть, каковы стянутые сюда силы порядка. На обычное ДТП не похоже. Поперек шоссе были натянуты ленты заграждения. Вокруг стояли полицейские фургоны с беззвучно вращавшимися проблесковыми маячками. Нет, это не жандармы. Черная форма, бронежилеты и шлемы… Большинство было вооружено автоматами.

— Дойду до них пешком, — наклоняясь к Ле-Козу, сказала Анаис. — Когда махну тебе, подъедешь по обочине.

Анаис накинула капюшон толстовки, надетой под куртку, и двинулась вдоль ряда неподвижно стоящих автомобилей. От холода ее трясло. Прямо на ходу она глотнула из пузырька микстуры. Приблизившись к вооруженным людям метров на пятьдесят, она высоко над головой подняла свое удостоверение с цветами государственного флага.

— Капитан Анаис Шатле, Бордо, — рявкнула она.

Ей никто не ответил. Мужчины в мутных застекленных шлемах казались черными роботами-убийцами, лишенными собственного разума и подчиняющимися данному свыше приказу.

— Кто тут старший?

Молчание.

Дождь усилился. Она видела, как по стеклу шлемов стекают струи воды.

— Кто тут у вас старший, черт подери?

К ней уже шагал мужчина в дождевике:

— Я старший. Капитан Деланек.

— Что тут у вас стряслось?

— Мы получили приказ перекрыть шоссе. Ищут сбежавшего преступника.

Анаис откинула капюшон. По лбу застучали капли дождя.

— Это мой подозреваемый. Но, пока его вина не доказана, он не преступник. Презумпцию невиновности еще никто не отменял.

— Да он ненормальный.

— А вам это откуда известно?

— Он убил бомжа в Бордо. И участвовал в убийстве двух ни в чем не повинных человек в Гетари. К тому же он психиатр.

— И что?

— Психиатры все сами наполовину психи.

Анаис не стала упорствовать:

— У меня встреча с майором Мартено. Как нам проехать?

Произнесенное ею имя послужило паролем. Анаис махнула Ле-Козу, который выбрался на обочину и медленно подкатил к ней. Она прыгнула в машину и знаком поблагодарила засранца в дождевике.

— Это что, из-за Януша? — поинтересовался Ле-Коз.

Анаис кивнула, не разжимая зубов. Ле-Коз сказал: «Януш». Она про себя думала: «Фрер». В том-то и состояла разница между ними. Перед ее внутренним взором возник Матиас с банкой диетической колы в руках. Черные волосы. Усталое лицо. Одиссей, возвращающийся домой, — измученный, обессиленный, но в то же время обогащенный новыми знаниями и потому прекрасный. Этот человек представлялся ей покрытым патиной, словно античная статуя. Как должно быть славно спрятаться в его объятиях…

И вдруг она вздрогнула.

В тот вечер, прощаясь с ней на пороге своего дома, Фрер негромко сказал:

— Убийство — довольно странный повод для знакомства.

— Все зависит от того, что последует дальше.

Оба чувствовали, что между ними повис знак вопроса. Изо рта у них вырывались облачка пара, словно неясное, но хрустально-прозрачное будущее вдруг обретало физическую плотность. Все зависит от того, что последует дальше.

И вот что последовало.

— Не лезь.

Женщина получила уже третий удар в челюсть, но по-прежнему держалась на ногах. Мужчина сменил тактику. Теперь он с размаху ударил ее в живот. Она сложилась пополам, захлебнувшись собственным криком. Выглядела она чудовищно. Безобразная, как ведьма, опухшая, грязная. Багровое лицо, сальные волосы. Возраст ее не поддавался определению. Нападавший — чернокожий мужчина в бейсболке — воспользовался тем, что она наклонилась, поднял соединенные в замок руки и со всей силы обрушил ей на затылок. Женщина рухнула на землю. Наконец-то. Ее тело сотрясла судорога, за которой последовали рвотные спазмы.

— Сука! Тварь!

Теперь он бил ее ногами. Януш поднялся. Бернар потянул его за руку:

— Не лезь, кому говорят! Не суйся не в свое дело!

Януш позволил себе плюхнуться назад. Он не мог больше смотреть на то, что творилось у него на глазах. Одна рука у ведьмы не действовала, и она прикрывала лицо второй. Удары она сносила молча, лишь вздрагивала при каждом всем телом.

Януш четыре часа таскался за Бернаром и наблюдал уже третью драку. Они побывали в разных местах и потолкались среди разных нищих, которых объединяло одно — непереносимая вонь. Янушу казалось, что в легкие ему набилось дерьмо, в носу стоял стойкий запах мочи, а в горле застрял ком грязи.

Вначале они пошли на площадь Виктора Желю, одно из мест сбора бомжей. Януша никто не узнал. Он заговаривал с попрошайками, задавал вопросы, но не получил ни одного ответа. Затем они поднялись выше по Канебьер, к театру «Жимназ», но здесь не задержались: на ступеньках пригородная шпана разбиралась с «новеньким». Виктор и Бернар свернули в переулок и через некоторое время вышли на улицу Кюрьоль, где тусовались транссексуалы.

В конце концов ноги привели их к протестантской церкви на пересечении Канебьер и проезда Леона Гамбетты. Здесь нищие кишмя кишели. Одни что-то ели, сидя на ступенях паперти, другие мочились прямо на плиты тротуара, но и те и другие взирали на прохожих с нескрываемой враждебностью. Пьяные с утра, они и друг друга готовы были поубивать за один евро, за сигарету, за глоток дрянного пойла.

Но и здесь при виде Януша не оживился ни один взгляд. Он уже засомневался, а в самом ли деле он прежде бывал в Марселе. Но он так вымотался, что все равно был не в силах куда-нибудь двигаться. Тем временем расправа завершилась. Жертва лежала на земле в луже крови и блевотины. «Я в аду» — мелькнуло у Януша. Окружающая мерзость, серость дня — было не больше двух часов, а уже начало смеркаться, — холод, равнодушие горожан — все это сливалось в картину бездны, постепенно затягивавшей его в себя.