Жан-Кристоф Гранже - Лес мертвецов

— Эдуардо больше не показывался в центре. Он вообще не выходил из дому. Он боялся.

— Таких же нападений?

— Да. И чего-то еще.

— Чего именно?

— Я не знаю. И никто не знает.

Жанна ушла, оставив китаяночку наедине с ее горем. На улице ее встретило все то же палящее солнце. Зной хлестал не хуже железного прута. Она окликнула такси. Назвала больницу. И постаралась хоть на время отключиться от всех мыслей.

Через четверть часа она уже стояла на обочине шоссе и сквозь висевшую над дорогой завесу пыли разглядывала больничный фасад. Приземистое здание, обсаженное чахлым кустарником и — разумеется! — обнесенное решетчатой оградой. Больше похоже на тюрьму или армейский исследовательский центр. Жанна направилась к каптерке. Первый кордон. И первая неудача. Чтобы попасть внутрь, требовалось предъявить либо направление от врача, либо пропуск, выданный администрацией больницы. Жанна хорошо знала здешние порядки: на добывание того или другого у нее уйдет не один час. Она отступила. Что ж, придется действовать нахрапом.

Вернувшись к ограде, она смешалась с толпой посетителей. Здесь же сновали торговцы всякой мелочью вразнос и спекулянты лекарствами. Купить бланк врачебного направления оказалось проще простого. В сотне метров дальше Жанна заметила лавочку с ксероксом. Сделала копию. Вписала в бланк свое имя — комар носу не подточит. Вернулась в будку охраны. Предъявила фальшивку. Ее пропустили.

Нильс Агосто лежал в 34-й палате, в конце отходившей от основного корпуса длинной галереи. Стараясь держаться в тени, Жанна миновала открытый переход и тут остановилась как вкопанная. Могла бы и раньше догадаться. У дверей палаты несли дежурство два вооруженных охранника. Как жертва покушения, Агосто имел право на усиленную защиту.

Нечего и думать ломиться в палату. Мало того что ее не пустят, еще и сообщат Эве Ариас. Но и опускать руки она не собиралась. Это же Никарагуа. Порядки порядками, но с дисциплиной здесь, прямо скажем, не очень. К шести вечера стемнеет. Охранников сменят. Или они пойдут перекусить. В любом случае в системе произойдет легкий сбой. Вот в эту щелку она и проскользнет.

Она решила вернуться в отель. Ровно в полдень захлопнула за собой дверь номера. Врубила кондиционер и занялась тем, на что вчера не хватило времени. Антуан Феро. Ее преследовало жуткое видение — тело психиатра, валяющееся на какой-нибудь свалке на окраине Манагуа. Он затеял игру с огнем, в этом она не сомневалась. Напал на след отца и сына, а потом… Может, все-таки стоило рассказать все Эве Ариас? Если она ничего сейчас не найдет, придется объявить его в розыск.

Она включила мобильник. Проверила голосовую почту и сообщения. От Феро — ничего. Как, впрочем, и от Райшенбаха.

Она никого не предупредила о своем отъезде. И не намеревалась ничего ни с кем обсуждать. Сменила континент. Сменила кожу.

Позвонила портье и попросила принести телефонный справочник. Ей доставили старомодный толстенный фолиант, и она принялась обзванивать отели, с которыми не удалось связаться вчера. Ни следа Антуана Феро. В номере стоял полярный холод, но это ей даже нравилось — не давало расслабиться.

Что еще? Посольство, консульство, «Альянс франсез». [55] Крупнейшая сеть курсов по изучению французского языка, имеющая отделения во многих странах мира. Своего имени она нигде не называла. Снова пустышка. Агентства по прокату автомобилей. Здесь ей сразу сказали, что сведения о клиентах не разглашаются — из соображений конфиденциальности. В конце концов ей пришла в голову новая мысль. Вполне возможно, что психиатр располагал информацией — которой у нее, кстати, нет — и эта информация уже увела его в совершенно другое место. В Аргентину?

Она сидела по-турецки на кровати и стучала зубами от холода. Три часа. Голода она не чувствовала — когда она в последний раз по-настояшему ела? Спать тоже не хотелось. И решительно нечего делать…

Тут ее взгляд упал на украденный из дома Мансарены «Тотем и табу». Что ж, можно заняться повышением своей психоаналитической культуры — все равно надо ждать, пока стемнеет. Происхождение человека как вида, переосмысленное и скорректированное Фрейдом.

Она взяла в руки книгу и ключ от номера.

Надо найти уютное местечко где-нибудь на воздухе и наконец одолеть этот труд.

Манагуа совсем не похож на город, охваченный хаосом террора. Напротив, он производит впечатление мирного и спокойного. Особенно благостная атмосфера царит в расположенном на возвышении национальном историческом парке Лома-де-Тискапа. Это подлинный оазис тишины и умиротворения. Здесь особенно явственно ощущается свойственная жителям праздная безмятежность…

Жанна уже бывала в парке в свой прошлый приезд. От «Интерконтиненталя» его отделяло всего несколько сотен метров; надо было просто пройти улицей, поднимавшейся на холм. Тротуар был выкрашен в желтый цвет; территорию парка окружала кованая решетчатая ограда, заставлявшая вспомнить о какой-нибудь засекреченной научной лаборатории… Зато, попав внутрь, посетитель сразу оказывался в гуще зелени, защищенный и от шума машин, и от уличного смога.

Минут за десять она добралась до вершины холма. Сады вокруг нее воспевали революцию, но, как бы это сказать, на мотив колыбельной. В центре стояла огромная чугунная статуя мужчины в ковбойской шляпе — памятник народному лидеру Аугусто Сесару Сандино. У его подножия примостился небольшой танк; висевшая рядом табличка извещала, что его отбила у войск Сомосы некая пламенная революционерка. Жанна попыталась представить себе, как все это происходило. Крики. Выстрелы. Озлобление. У нее ничего не получилось. В здешней обстановке любые звуки сами собой стихали до шепота.

Она обошла вокруг холма и выбралась к небольшой лагуне. Озерцо в обрамлении ив и камыша серебристо поблескивало на солнце. Как будто потухший вулкан, подумала Жанна, только вместо застывшей лавы — невозмутимая гладь воды.

На ее поверхности плавали сплетенные каким-то умельцем из кувшинок буквы, складываясь в слово ТИСКАПА. Вдали виднелась панорама города — протяженная плоская равнина, озаряемая искорками света и пропадающая на горизонте в туманной дымке.

Жанна вдохнула полной грудью. Идеальное место для чтения. Небо и вода. Надо только отыскать себе удобный уголок. Наверняка здесь есть какие-нибудь лужайки со скамейками. Она двинулась в сторону лагуны и вскоре действительно обнаружила подходящее местечко. Народу не было совсем. Открывшаяся перед ней полянка напоминала комнату с зелеными стенами. Здесь было прохладно. Она спокойно села и достала книгу.

Некоторые страницы слиплись от крови. Одно это сразу задавало определенный тон. В предисловии переводчик испанского издания сообщал, что «Тотем и табу», впервые опубликованный по-немецки в 1913 году под заголовком «Totem und Tabu», был произведением Фрейда, подвергшимся наиболее ожесточенной критике. В этом сочинении изобретатель психоанализа сел в галошу практически по всем пунктам. Или почти по всем. Против его теорий сейчас же восстали палеонтологи и другие представители антропологических наук. Но, несмотря ни на что, интерес к книге не угас и за столетие. Как будто вопреки всем своим ошибкам Фрейд открыл некую истину, пусть и в совершенно иной плоскости. Как будто ему удалось войти в резонанс с некой глубинной правдой о человеке.