Барбара Вайн - Пятьдесят оттенков темноты

Фрэнсис, читавший Саки, [39] Псевдоним Гектора Хью Манро, английского писателя и журналиста. процитировал:

— Кухарка была хорошая, но все же ей пришлось уйти.

Наградой ему стали одобрительный смех Чеда и возмущенный взгляд матери. Секунду или две он, как обычно, загадочно молчал и не то чтобы улыбался, но выглядел чрезвычайно довольным собой, а затем встал и объявил, что идет спать. Введенная в заблуждение, Вера выплеснула свое раздражение на меня, поинтересовавшись, знаю ли я, который час; она вела себя так, словно двадцать пять минут девятого — это глубокая ночь. Я отправилась наверх и утешилась жидким кремом «Майнерз» и губной помадой «Танги». Чед вскоре ушел домой. Я слышала, как Вера в кухне моет бокалы, прежде чем устроиться в гостиной с кроссвордом из «Дейли телеграф».

Вера гордилась семейными узами с Чаттериссами, которые обладали всем необходимым, чтобы считаться родственниками. Она всегда называла Хелен «сестрой», а не «единокровной сестрой», а мужа Хелен — «зятем» или «генералом». Чаттериссы жили в Уолбруксе, в доме, в котором воспитывалась Хелен и который она унаследовала после смерти бабушки и дедушки. Именно там, еще при жизни стариков Ричардсонов, Вера совершила свой подвиг, спасая Иден, лежавшую в коляске под деревом во время грозы.

Вера сказала мне, что я должна называть их дядей Виктором и тетушкой Хелен, точно так же, как я называю ее саму тетушкой Верой, — хотя Иден всегда оставалась для меня просто Иден. В преддверии нашего первого визита Вера очень волновалась по поводу моих манер. На следующий год меня строго-настрого предупредили — угрожая «больше никогда никуда не брать», — чтобы я не смела рассказывать Хелен о поваренной книге. В первый раз я следила за своими манерами и следовала указаниям Веры, хотя Хелен не понравилось обращение «тетушка». Она назвала его вульгарным, и ее слова заставили Веру вздрогнуть.

— Только не называй меня тетушкой, дорогая, я тебя умоляю, — говорила и до сих пор продолжает говорить Хелен, так и не расставшаяся с цветистым сленгом двадцатых годов, а также словечками и выражениями девушек из книг Митфорд. — Я чувствую себя старой поденщицей с мозолями, вставными зубами и корсетами на китовом усе .

Это описание настолько не соответствовало ее внешности, что я удивленно выпучила глаза.

— Называй меня Хелен, а его Виктором, а если стесняешься, то генералом. Я так всегда делаю: это звучит величественно и по-викториански.

И действительно, она его так называла. Фраза «генерал, дорогой» довольно часто звучала в доме. Подобно существу с прозрачными крыльями, плененному в янтаре, Хелен осталась в двадцатых годах; более того, на самом пике двадцатых, с прозрачными платьями без талии и пробковым шлемом, которым она прикрывала свои золотистые волосы в солнечную погоду. Хелен курила крепкие русские сигареты — одному Богу известно, где она брала их в 1941 году, — извлекая их из резного портсигара слоновой кости. Ее дочь записалась в женскую вспомогательную службу ВВС, а сын был пилотом истребителя, и они с генералом остались одни в большом доме, где Ричардсоны устроили библиотеку и музыкальный салон, а снаружи соорудили низкую изгородь вдоль канавы, беседку и посадили экзотический кустарник, с трудом приспособившийся к зимам Восточной Англии. Две пожилые женщины — одна из Сток-Тай, а другая с Торингтон-стрит — ежедневно приезжали на велосипедах, чтобы прислуживать в доме. Я убеждена, что генерал готовил еду, пока Хелен в наряде мемсаиб [40] Обращение к европейской женщине в колониальной Индии. грациозно плыла по саду, срезая цветы, а потом расставляла по всему дому потрясающие букеты из маргариток, астильбы и серебристо-сиреневой хосты.

Мне Хелен очень нравилась. Прошло уже много времени с тех пор, как это чувство переросло в любовь. Она была совсем не похожа на Веру — веселая, беззаботная, смешливая, щедрая — и осталась такой. Долгое время, вплоть до «примирения» Фрэнсиса с Джейми, она была единственным членом семьи, с которым Фрэнсис поддерживал связь. Казалось, его тянуло к ней — нетрудно видеть почему. Конечно, Хелен была мила, и в ней напрочь отсутствовала фальшь, но у них имелось еще кое-что общее, и это Фрэнсис особенно ценил. В детском возрасте они оба были брошены — «сплавлены», как выражался Фрэнсис — одним из родителей. Мать Фрэнсиса отправила его в пансион, чтобы полностью посвятить себя своей сестре, а отец Хелен отдал ее бабушке и дедушке и не забрал назад даже после того, как у него появилась новая жена и новый дом… Я не очень понимаю, что имеет в виду Дэниел Стюарт, когда пишет, что «разлучение… все еще не дает покоя» Хелен. История о том, как Артур Лонгли привел свою невесту к воротам школы, чтобы показать Хелен, хорошо известна в нашей семье, и сама Хелен обычно рассказывала ее, не испытывая обиды.

— Дедушка и бабушка были настоящими ангелами, — говорила она, — и жизнь с ними казалась истинным блаженством. Иногда я лишь пугалась мысли, что меня заберет отец или что я вообще могла не родиться. Знаешь, что сделала бабушка сразу после моего приезда, в первый же вечер? Купила двух сиамских котят в корзинке и сказала, что их мама тоже умерла и что они очень расстроятся, если я не разрешу им спать в моей постели.

Когда в следующий раз я назвала Веру тетушкой, она смущенно заметила, что «тетя» звучит лучше. Не попробую ли я теперь называть ее тетей Верой, поскольку «тетушка» — это несколько вульгарно. Моя первая успешная попытка была услышана Фрэнсисом и чрезвычайно обрадовала его. Он начал опускать окончания во всех словах, доводя Веру до истерики.

За завтраком:

— Большое спасибо. Я больше не хочу коф. Сегодня не приносили почту? Полное безум, — и так далее.

Вера заламывала руки.

— Зачем ты это делаешь? Зачем ты меня мучаешь?

— Избегаю вульгарност люб ценой.

В результате я вообще перестала как-либо называть Веру.

Во время визита в Сток я подслушала, как она признавалась Хелен, что хотела бы иметь еще детей. Слово «подслушала» не означает, что я пряталась за дверью или занавеской, хотя, осмелюсь признаться, была вполне способна на такой поступок, — просто они знали о моем присутствии, но Вера, по всей видимости, считала меня слишком глупой, чтобы понять, а Хелен было все равно. Или, перейдя на шепот, они считали, что мне ничего не слышно. Наверное, именно так вели себя влюбленные в Викторианскую эпоху, находясь в большой комнате вместе с дуэньей.

Это случилось до того, как мама рассказала мне историю о пропавшем ребенке, Кэтлин Марч, до того, как я узнала, что Вера просто обожала маленькую сестру, когда была подростком. Я очень удивилась, услышав, что Вера любит детей и особенно маленьких. Может, именно поэтому она меня пригласила — потому что я еще ребенок? Может, она действительно меня любит, но не умеет это показать?