Барбара Вайн - Пятьдесят оттенков темноты

Мой отец считал себя представителем среднего класса. Он все время повторял это — со стыдливой гордостью. О чем отец никогда не говорил вслух, так это о том, что у среднего класса, в отличие от бедных и богатых, не бывает супружеских измен, хотя это был важный аспект его убеждений. Ему даже в голову не приходило, что его сестра может быть неверна мужу. Отец с матерью не очень ладили, и даже нельзя утверждать, что в глубине души они любили друг друга, я уверена, что не любили, но, пока мать жива, мой отец не мог даже подумать о другой женщине. Для него это было равносильно воровству или мошенничеству в банке. Поэтому когда Джеральд вернулся домой и они с Верой почти сразу расстались, отец не стал задаваться вопросом почему и не пришел к выводу, подобно всем остальным, что у Веры был роман с Чедом Хемнером, а возложил всю вину на Джеральда. Поначалу, однако, он вообще не признавал, что Вера с Джеральдом расстались.

Вера ничего ему не сказала. Это не в ее правилах. Разумеется, никто не предполагал, что Джеральда демобилизуют. Он был кадровым военным. Мы думали, что Джеральд приедет домой в отпуск, а потом Вера уедет с ним — туда, куда отправят служить его полк, возможно, в Германию в составе оккупационной армии. «Лорел Коттедж» продадут, а вырученные деньги поделят на три части. Тем не менее в письмах Веры не было и намека, что она собирается вместе с полком Джеральда куда-то в район Любека; причину своего желания остаться она тоже не объясняла.

Той зимой Иден довольно часто приходила к нам, обычно одна, но один раз привела Тони Пирмейна, чтобы познакомить с моими родителями. По поводу Веры и Джеральда она загадочно молчала. То есть создавала впечатление, что все знает, но не желает открывать тайну. Мы узнали от Хелен.

Они с моим отцом никогда не ладили. Он ее недолюбливал. И даже был близок к тому, чтобы признаться: он обижается на нее за то, что Хелен лучше обеспечена и занимает более высокое положение в обществе, чем дети моего дедушки от второго брака. На его отношение никак не влиял тот факт, что Хелен приобрела все это потому, что от нее отказался родной отец. Слишком манерная, все время повторял он. Однако до открытой ссоры дело никогда не доходило. Хелен написала ему, спрашивая, не возражает ли он против устройства свадебного торжества Иден в ее доме, и в этом же письме упомянула о разрыве между Верой и Джеральдом.

Отец, по крайней мере, был в курсе, что Иден собирается замуж за Тони Пирмейна. Ему сказали, но в самую последнюю минуту. Вечером позвонила Иден, а утром новость появилась в «Таймс». Разумеется, Иден стеснялась сказать потому, что это был Тони — несмотря на то, что в глазах брата он должен выглядеть более чем подходящим женихом, большой удачей и все такое, — а не Чед Хемнер. Мой отец искренне не понимал подобных вещей и вел себя так, словно человеческие существа по природе своей моногамны и образ единственного партнера навеки отпечатывается в их мозгу, как у серых гусей или гиббонов. По его глубокому убеждению, смена однажды выбранного супруга равнозначна нарушению законов природы. С мрачным видом он повесил трубку и, качая головой, направился к нам через всю комнату. Я даже почувствовала жалость к Иден, которая весело болтала, явно не подозревая, что ее сообщение вызовет у брата такой ужас.

Вероятно, отец принимал Тони за какого-то родственника работодательницы Иден (к тому времени мы уже знали о леди Роджерсон) и думал, что Иден время от времени подрабатывает у него секретарем. Мой отец мог убедить себя в чем угодно, даже в самом невероятном — если очень старался.

— Я понятия не имел, — сказал он, растерянно проводя рукой по лбу. — Мне казалось, Иден встречается с тем милым парнем, которого мы видели на крестинах. Не понимаю я всех этих метаний. Интересно, что ее не устроило в том журналисте?

— Бедноват, — предположила мать.

— Не обязательно всю жизнь провести с одним человеком, — сказала я, предвидя, что в этом отношении у меня могут возникнуть трудности, и не желая, когда придет время, вступать в продолжительные дискуссии с отцом. — По крайней мере, если они встречаются в восемнадцать лет, а не в шестьдесят. — Мне стало противно. — В любом случае, я не думаю, что Иден любила Чеда или он ее. Мне кажется, это была не любовь.

— А что же тогда? — спросил отец. — Неужели он приходил в дом ради Веры?

Это было сказано язвительным тоном, как абсолютно нелепая гипотеза, недостойная серьезного обсуждения. Странное сочетание сарказма с невинностью вызывало неловкость. Отец был невинным. Точно таким же тоном он мог предположить, что Чед приходит к Вере потому, что собирается купить ее дом, или потому, что радиоприемник у Веры ловит лучше, чем у него. Я промолчала, наблюдая, как в глазах матери появляется лукавое выражение, а уголки губ раздвигаются в улыбке.

На следующий день мы прочли заметку в «Таймс»: «Объявляется о помолвке и скором бракосочетании между Энтони Ферфаксом Пирмейном, единственным сыном мистера и миссис Оливер Пирмейн из Фонтлендса, Рипон, Йоркшир, и Эдит Мэри, младшей дочерью покойных мистера и миссис Артур Лонгли из Грейт-Синдон, Эссекс».

Через несколько дней пришло письмо от Хелен. Оно не относилось к той категории, которую отец читал вслух за завтраком. Прочтя письмо, он вышел из комнаты, захватив конверт с собой. Через некоторое время вернулся, взволнованный и расстроенный, и протянул письмо матери — сначала первый лист, а затем, нехотя, второй.

— Очень подходящее место для свадьбы, — сказал он, делая над собой усилие. — У них милый дом. — Казалось, отец вспомнил — что еще больше ухудшило его настроение — о своей обиде на Хелен, которой достался Уолбрукс, хотя никогда не мог убедить себя в том, что он или другие члены семьи имеют права на дом. Потом раздраженно повернулся к матери. — Сама видишь, что пишет эта глупая, тщеславная женщина.

— Ты имеешь в виду свадьбу?

Мать очень хорошо знала, что речь вовсе не о свадьбе, и просто хотела спровоцировать отца.

— Разумеется, нет. Мою сестру Веру. От этой ужасной женщины одни неприятности. Естественно, моя сестра не хочет жить в Германии, в общежитии для семейных офицеров.

Но ущерба уже было не возместить. Правда прозвучала. Мать лишь посмотрела на него взглядом, который появился у нее недавно и использовался в тех случаях, когда отец вел себя так, словно, по ее выражению, «его сёстры суть двойное воплощение Девы Марии». Склонила голову набок. Широко раскрыла глаза и как можно выше вскинула брови.

Интересно, какое предположение высказала Хелен? Самого письма я не видела — оно исчезло уже давно. Возможно, отец уничтожил его в тот же день. Сомневаюсь, однако, что Хелен зашла так далеко, что высказала то, о чем думала моя мать и что выложила отцу несколько месяцев спустя во время одной из ссор, обидевшись на сравнение с сестрой — естественно, не в ее пользу.