Питер Джеймс - Убийственное совершенство

— Я тоже, — сказал Джон. — Я тоже буду рад, когда…

Когда — что? Когда закончится это невыносимое ожидание? Когда дети появятся на свет и мы наконец узнаем, что на самом деле сделал Детторе? Когда мы поймем, как мудро поступили?

— Что они теперь делают? — спросила Наоми.

— Ждут.

Джон поднялся. Операционная постепенно наполнилась людьми в зеленых пижамах и масках. Некоторые разговаривали и смеялись, как будто на вечеринке. Он попытался определить, кто из них кто. Главный акушер, второй акушер, педиатр, помощница акушера, анестезиолог, помощник анестезиолога, медсестры. Мощные бестеневые лампы освещали огромный голый живот Наоми. На многочисленных мониторах мигали какие-то линии и цифры.

Анестезиолог Эндрю Дейви, очень основательный, но всегда бодрый и веселый, дотронулся до живота Наоми кусочком ваты:

— Вы чувствуете это, Наоми?

Она покачала головой.

Он слегка кольнул ее каким-то маленьким заостренным инструментом:

— А это?

Она снова покачала головой.

Он взял распылитель и резко брызнул сначала на область желудка, потом по обе стороны от пупка. Наоми не пошевелилась.

— Прекрасно. — Анестезиолог обернулся к акушеру: — Все в порядке.

Главному акушеру больницы графства Десу Холбейну было лет сорок пять. Это был крупный серьезный мужчина в очках, с темными волосами и очень короткой стрижкой. Он напоминал скорее доброжелательного банковского клерка. Как и все остальные, Дес Холбейн ничего не знал о том, что Джон и Наоми побывали в клинике Детторе. Но последние семь месяцев он здорово поддерживал их и всячески старался поднять им настроение. Особенно Наоми.

Джону казалось, что за это время кабинеты врачей, клиники и больницы стали неотъемлемой частью их жизни.

Беременность Наоми протекала тяжело. Джон прочитал все, что только мог найти, о двойной матке. Они без конца задавали себе один и тот же вопрос, снова и снова возвращаясь к нему: почему доктор Детторе ничего не сказал им об этой аномалии? И почему он пересадил два эмбриона?

И почему доктор Розенгартен не разглядел, что у Наоми будут близнецы? Впрочем, ответ на этот вопрос был. Джон задал его Десу Холбейну, и тот сказал, что на маленьком сроке, если не знать при этом о двойной матке, такое вполне могло случиться. Кроме того, мальчик в тот момент мог повернуться, и его заслонила девочка, и к тому же доктор Розенгартен торопился.

Джон поддерживал постоянную связь с Калле Альмторпом. ФБР так и не узнали, кто убил доктора Детторе, и не обнаружили никаких следов «Розы удачи». Калле предположил, что Апостолы третьего тысячелетия — если они и вправду существуют — могли потопить корабль примерно тогда же, когда взорвали вертолет. И вероятно, убили при этом всех, кто находился на борту. В деле об убийстве Марти и Элейн Боровиц тоже не было никаких подвижек. Кроме заявления Апостолов, что это сделали они, информации у ФБР не было. Казалось, Апостолы третьего тысячелетия канули в небытие так же неожиданно, как и появились.

ФБР и Интерпол были сбиты с толку. Калле советовал Джону вести себя как можно тише, избегать любой публичности, никому ни о чем не рассказывать и все время быть начеку. Он одобрял решение Джона и Наоми уехать из Штатов и считал его самым разумным выходом при данных обстоятельствах.

Джон и Наоми посчитали, что в Англии об их пребывании в клинике Детторе не должен знать никто, кроме матери и сестры Наоми. Некоторые из коллег Джона и пара-тройка друзей Наоми видели кое-какую информацию в газетах, статью в USA Today упоминали многие издания по всему миру, но им удалось убедить всех, что журналисты, как всегда, многое переврали, стараясь получить сенсацию из ничего.

К восемнадцатой неделе беременности токсикоз у Наоми не только не прошел, как обещали врачи, но еще больше усилился. Ее постоянно рвало, она не могла удержать внутри никакую еду, кроме замороженного горошка или сэндвичей с мармайтом. Ее организм был страшно обезвожен, в крови не хватало железа, калия и натрия, и в последовавшие за этим два месяца ее четыре раза забирали в больницу.

На тридцатой неделе Наоми поставили диагноз pre-eclampsia toxaemia, поздний токсикоз беременности с повышенным кровяным давлением. В моче обнаружился белок, руки и ноги сильно отекали, вплоть до того, что она не могла обуть туфли.

В тридцать шесть с половиной недель доктор Холбейн посоветовал Наоми сделать кесарево сечение, не дожидаясь окончания срока беременности. Он опасался, что начнет отслаиваться плацента, что вызовет гибель плода. Наоми, как и Джона, долго убеждать не пришлось.

Разговоры в операционной вдруг стихли, и все медики собрались вокруг стола. Джон снова сел и взял Наоми за руку. Во рту у него пересохло, и его немного трясло.

— Начинается, — сказал он.

Слышалось негромкое позвякивание инструментов. Джон смотрел на фигуры в зеленых одеяниях, склонившиеся над столом. Глаза врачей были внимательными и сосредоточенными. Он вытянул шею и увидел, как доктор Холбейн сделал аккуратный разрез поперек живота Наоми, прямо под огромной выпуклостью. Джон торопливо отвел взгляд.

— Что ты видишь? — спросила Наоми.

Акушер вдруг поднял голову.

— Хотите увидеть, как ребенок появляется на свет? — бодро поинтересовался он.

Джон неуверенно посмотрел на Наоми:

— Как ты думаешь, милая?

— А ты? Ты сам хочешь?

— Я… я хочу, да.

— Я тоже хочу.

Анестезиолог быстро отцепил пеленку-ширму, чтобы им было видно происходящее.

— Можете поддержать голову жены, чтобы ей было лучше видно, — посоветовал он.

Джон осторожно приподнял голову Наоми. Теперь они видели зеленую ткань и руки в резиновых перчатках, которые делали что-то внизу живота Наоми.

Всего через несколько секунд, как им показалось, Фиби Анна Клаэссон, крохотная, вся в желтой смазке и крови, с пуповиной, тянущейся от ее живота, появилась на свет из материнской утробы. Она кричала, глаза ее были широко открыты. Руки в резиновых перчатках подняли ее вверх. В операционной было сравнительно холодно и странно тихо.

Джон, абсолютно завороженный, не мог отвести от нее взгляд. Прямо на его глазах девочка из голубовато-розовой превращалась в ярко-розовую.

Этот крик. Этот сладостный звук новой жизни, плач их ребенка, их творения! Он чувствовал радость и страх одновременно. В голове промелькнули воспоминания о рождении Галлея. О гордости и надеждах, которые он ощущал тогда. Пожалуйста, пусть у тебя все будет хорошо, Фиби. Все будет хорошо, я знаю. О господи, обязательно!

Акушер приподнял Фиби еще выше, другой врач зафиксировал пуповину двумя зажимами, а третий ловко перерезал ее.

Доктор Холбейн аккуратно завернул Фиби в стерильную зеленую пеленку, которую держала его помощница, и поднес поближе к Наоми.