Антон Леонтьев - Жрец смерти

Когда дело было сделано, Тоня, опершись на лопату, смахнула со лба пот и воскликнула:

– Я никогда тебе этого не забуду! Ты не просто моя лучшая и единственная подруга, ты – моя сестра!

Мы обнялись и тут же, на кладбище, поклялись, что никогда никому ничего не скажем.

Уже было начало шестого, когда мы вновь оказались на территории детского дома. Отослав Тоню проверить, все ли в порядке в центральном корпусе, я направилась к хозяйственным постройкам, чтобы поставить на место тачку и лопаты.

Я зашла в сарай – и вдруг услышала приглушенные стоны. Осторожно поставив тачку в угол, а в другой лопаты, заглянула вглубь – и увидела Морковку, которая предавалась акту любви с бородатым субъектом, нашим новым завхозом. Меня парочка не заметила. Я осторожно попятилась – и, как назло, задела лопаты. Те с грохотом полетели на землю.

Стоны тотчас прекратились, до меня донеслись приглушенный мат и кряхтение. Я быстро выскользнула из сарая и побежала по направлению к центральному корпусу. А когда через черный вход скользнула туда, обернулась и заметила, что около хозяйственных построек стоит, вглядываясь в рассеивающуюся темноту, Морковка.

Весь вопрос был в том – увидела она меня или нет? Я была уверена, что нет, да и вряд ли секретарша могла узнать меня со спины. Но все равно сердце мое билось так, будто я только что пробежала пятикилометровый кросс.

Тоня ждала меня около кабинета Автогена. Мы еще раз проверили место преступления, убрали забытую на самом видном месте тряпку, перепачканную кровью, затем инсценировали «бегство директора». То есть распахнули дверцу сейфа, тщательно протерев ее, чтобы уничтожить отпечатки наших с Тоней пальцев, и бросили на пол десятирублевку, как будто забытую впопыхах.

– Лопаты и тачка! – вдруг вырвалось у меня.

Я вспомнила, что ни лопаты, ни ручки тачки я не вытерла. Хотела, но не успела, так как меня спугнули Морковка и ее ухажер. Я дала Тоне задание сделать это днем, причем так, чтобы никто не видел, а потом для меня настало время водвориться назад в карцер.

Подруга закрыла меня там, вернулась в кабинет Автогена, положила ключи в ящик стола и бросилась в спальню. Минут через десять, едва она заснула мертвецким сном, раздался сигнал к побудке. Я же улеглась на вонючий тюфяк и тоже мгновенно забылась.

В себя я пришла от того, что лязгнуло зарешеченное оконце – пришла Тоня.

– Я все сделала, – доложила подруга мне, – протерла и лопаты, и тачку. И никто меня не видел. Сейчас в детдоме царит переполох – хватились Автогена. Полчаса назад милиция прибыла.

Я окончательно успокоилась. И, еще раз перебрав в уме события прошлой ночи, пришла к выводу, что мы совершили идеальное убийство. Никаких следов, никаких улик, никаких ниточек, ведущих к нам. Какой же я, право, была наивной!

Потому что вечером того же дня меня освободили – но вовсе не для того, чтобы я смогла влиться в коллектив. Со мной пожелал побеседовать прибывший следователь. Оказалось, что Морковка все же видела меня и даже опознала, несмотря на то, что было еще темно.

Естественно, я все отрицала, упирая на то, что всю ночь провела в карцере – это было великолепным алиби. А затем ловко, как мне казалось, свела разговор к тому, что сама Морковка делала в столь ранний час в сарае, и, изображая из себя туповатую особу, подбросила следователю мысль: не может ли сама Морковка быть причастной к исчезновению Автогена.

– Ведь говорят, что у нее был роман с Геннадием Януарьевичем. Но в то же время и с нашим новым завхозом. Директор очень ревновал ее…

– Кто это говорит? – навострил уши следователь, но я только развела руками.

В этот момент в кабинет вошел один из милиционеров и сообщил:

– В кабинете нашли следы крови, причем там была целая лужа. А также обнаружили кровяные разводы в туалете – кто-то вылил в унитаз воду, смешанную с кровью, но забыл смыть.

Я похолодела. А ведь еще казалось, что мы все предусмотрели! И как мы могли допустить такую оплошность?

Видимо, я все же непроизвольно выдала себя, потому что следователь всмотрелся в мое лицо и быстро спросил:

– Вы имеете к этому отношение?

– Нет, что вы! – заверила я его. – Ведь все время я находилась в карцере. И к тому же спала.

Мне было дозволено покинуть кабинет, в котором происходил допрос, и пройти к себе в спальню. Исчезновение Автогена вызвало очень большой переполох, как, впрочем, и исчезновение денег из сейфа. Но особенно ужасным было обнаружение кровяных разводов в туалете.

Мы с Тоней обменялись всего несколькими фразами о том, что нам надо делать, как в коридоре возникла Морковка. Глаза у нее были заплаканные, женщина, злобно зыркнув на нас, быстрым шагом прошла мимо.

– А куда ты дела тряпки? – спросила я у Тони. И та убитым тоном ответила:

– Выбросила в мусорку.

Мы быстро прошли по коридору, попали в соседний корпус, откуда из окна можно было увидеть мусорные контейнеры. Но было уже поздно – около них суетились милиционеры, а на земле лежали тряпки, на которых были отчетливо видны кровавые пятна.

– Это еще ничего не доказывает, – прошептала Тоня, в голосе которой я уловила панику. – Откуда они могут знать, что на них кровь Автогена? И вообще, нет тела – нет и убийства. Ты сама так сказала!

Да, сказала, вычитав фразу в каком-то детективе, завалявшемся в детдомовской библиотеке.

В этот момент один из милиционеров поднял голову и уставился прямо на нас, наблюдавших за ним и его коллегами из окна.

Мы отскочили от подоконника. Я успокоила Тоню, заявив, что нас он увидеть не успел. Но если и увидел, то не запомнил, а если запомнил, то всегда можно соврать, что мы просто из любопытства наблюдали за тем, что делает милиция.

– Я не могу так часто врать, – заканючила Тоня, – а мы врем на каждом шагу! Ведь мы ничего плохого не сделали…

И я не знала, что ей ответить.

Примерно через час во дворе раздался собачий лай. И я, украдкой наблюдавшая за всем происходящим из окна, увидела, как из милицейского фургона выгрузили двух овчарок. Милые животные, но именно с той поры я и возненавидела всех лающих четвероногих.

А дальше все было делом техники. Одна собака привела к сараю, а оттуда к центральному корпусу детского дома. Вторая побежала от сарая к кладбищу.

Под вечер разнеслась весть о том, что на старинном кладбище нашли тело Автогена – упакованное в мешок и перевязанное бечевкой. У всех стали снимать отпечатки пальцев. Детский дом был наводнен милиционерами, причем те очень внимательно наблюдали за девочками, видимо, пытаясь углядеть что-то подозрительное. Поэтому с Тоней мы даже словом не могли перемолвиться. Пришлось делать это в туалете.

– Я не могу, не могу! – стонала моя подруга, а со вчерашней ночи и сестра. – Они ведь нашли тело! И теперь вся наша версия рассыпалась, как карточный домик! Что нам делать?