Антон Леонтьев - Жрец смерти

– В чем – помочь? – спросила я, не совсем понимая, о чем речь. Или не желая понять.

Аркадий Аркадьевич с готовностью пояснил:

– Помочь умереть. И, как я уже понял, именно в этом и заключается ваш талант. Вы – прирожденная убийца.

Никто, думаю, не обрадуется такому комплименту. И моя реакция была совершенно естественная – я разинула рот и, неловко двинув рукой, расплескала чай на полированную поверхность стола.

Сначала я подумала, что отец Зины шутит, хотя он не походил на человека, который вообще имел представление, что такое шутка. Потом я решила обидеться, поднялась из-за стола и бросилась прочь. И уже была на пороге кабинета, твердо решив, что немедленно уйду из этого страшного дома, – без денег, без вещей, без долгих прощаний. Тем более что Зина была в Риме, а прощаться с ее папашей я не намеревалась.

Но до меня донесся спокойный голос Аркадия Аркадьевича:

– Прошу прощения, если вывел вас из равновесия, но, поверьте, я хотел сделать вам комплимент. Причем отмечу: комплименты я делаю не так уж часто.

Развернувшись, я позволила себе повысить голос. И наговорила профессору кучу глупостей и дерзостей. А под конец плюхнулась в кресло, понимая, что со мной случилась настоящая истерика.

А ведь он был прав! Именно это и спровоцировало мою реакцию. Ведь я сама время от времени думала о том, что тому или иному человеку лучше умереть. И такие мысли посещали меня часто. Наверняка так случается с каждым: любой способен мечтать о том, чтобы злобная учительница вдруг попала под трамвай, а хамоватый шеф свернул шею, поскользнувшись на банановой кожуре. Но я… Я мечтала о том, чтобы определенные люди умерли насильственной смертью, причем – от моей руки. И даже начинала разрабатывать тот или иной план.

Все же самое страшное было не это, а то, что в конце концов те самые определенные люди и умирали именно насильственной смертью. В том числе не без моего участия. Когда-то я ненавидела Автогена – и он умер. Потом возненавидела Сероводородную Бомбу – и она тоже умерла, хоть и с отсрочкой в несколько лет.

– Успокоились? – спросил Аркадий Аркадьевич и подал мне носовой платок. – Что ж, ваша столь бурная реакция на мои слова укрепляет меня в мысли, что я сделал правильный выбор.

– Но я-то не делала никакого выбора! – заявила я. – И вообще, чего вы от меня хотите? Зачем завели этот разговор?

Профессор подался вперед, и впервые в его бирюзовых глазах сверкнуло нечто, похожее на человеческие чувства.

– Вам покажется странным, но я хочу вам помочь. Да, да, помочь найти себя. Ибо найти себя – самое важное в жизни. Хотя в вашем случае речь больше идет о смерти. Возьмите меня – больше пятидесяти лет я занимался не тем, что мне нравилось.

– Но вы же сами сказали, что у вас имеется тяга к высшей математике, в итоге вы именно ей и посвятили свою жизнь! – возразила я.

Аркадий Аркадьевич усмехнулся:

– Ну, что она мне принесла? Ровным счетом ничего! Я даже не в состоянии был обеспечить нужную терапию моей больной раком жене. Тогда я понял – талант должен приносить не только удовлетворение, но и деньги. И теперь я занимаюсь тем, что их приносит. И одновременно задействую свой математический талант. Потому что люди – те же самые цифры, а жизнь – всего лишь большая, до конца не разгаданная математическая формула. Кто-то получает от жизни только удовольствия, кто-то имеет возможность реализовать свои задатки, кто-то зарабатывает большие деньги… Но воистину счастлив лишь тот, кто объединяет и одно, и другое, и третье!

Сказано было несколько мудрено, но я поняла: данную мысль Аркадий Аркадьевич вынашивал давно. И, самое удивительное, я была с ним согласна.

– Да, то, чем я сейчас занимаюсь, не совсем законно, но и далеко не незаконно. И я понимаю, что это именно то, о чем я всегда мечтал. А о чем мечтали вы?

Я не знала, что ответить. Стала что-то мямлить о работе учительницей в школе. Но Аркадий Аркадьевич усмехнулся, и я, опустив голову, не глядя на отца Зины, выдавила из себя то, чего еще никому не говорила:

– Иногда я боюсь саму себя. Потому что мои мысли бывают… такими страшными… и одновременно такими увлекательными… Но я не хочу убивать людей! Никого не хочу! Это же плохо!

– Почему? – спросил меня профессор. – Если вы будете убивать ради удовольствия, то – да, конечно, плохо. А вот если станете убивать ради необходимости, то это вполне понятно. Причем необходимость не обязательно должна быть обусловлена вашими собственными жизненными обстоятельствами.

Я подняла голову, пристально посмотрела на профессора. И вдруг поняла: еще не дав согласие, я уже приняла его предложение. То предложение, которое он мне еще не сделал.

– Ведь если вы решите уничтожать собственных врагов, то довольно быстро или окажетесь в тюрьме, или у разбитого корыта, поняв, что врагов больше не осталось, вы всех их извели, они все мертвы. И что вам это даст? Какой смысл будет в вашей дальнейшей жизни?

Я внимательно слушала профессора. Очень внимательно. А тот продолжал свои странные речи:

– Если, к примеру, лично я решу убить кого-то, то непременно потерплю полное фиаско. Потому что не выношу вида крови и не могу причинить кому-то физическую боль, даже тому, кого ненавижу. Так уж я воспитан. Но вот в финансовых операциях сомнительного толка мне нет равных. С вами же все наоборот – занятие бизнесом явно не для вас, но вы можете убить человека. Причем, поверьте, я не ставлю свои способности выше ваших. Потому что и то и другое, в сущности, равноценно. Только я нашел применение своим истинным талантам, а вы пока нет. Однако вы ведь хотите найти?

Я заглянула в бирюзовые глаза профессора. (Позже, много позже, я поняла, на что они похожи. Оказавшись в одном большом европейском городе, зайдя в старинную пинакотеку, я увидела точно такие же глаза у дракона, который был аллегорией дьявола.) Но тогда я, конечно же, ни о чем таком не думала, а только взглянула в глаза профессору и отчетливо произнесла:

– Да, хочу.

Аркадий Аркадьевич откинулся на спинку кресла.

– Ну что же, вы умны, очень умны. В вашей профессии именно такие люди и нужны. Какая польза от того, чтобы убить кого-то и попасть на скамью подсудимых? Или того хуже – оказаться изрешеченным пулями телохранителей человека, кого вы только что убили? Убийство – это шахматная партия. А в любой игре важнее всего – победить.

Я со все возрастающим интересом слушала своего странного собеседника. И понимала, что моя судьба вот-вот примет новый оборот.

– Буду с вами откровенен, – произнес профессор. – В мире есть лишь два человека, которым я доверяю. Во-первых, моя дочь Зинаида. Во-вторых, шеф моей службы безопасности. Но в случае с Зинаидой у меня нет сомнений, ведь она моя дочь. И, отправившись в тюрьму, дабы защитить меня, она доказала, что беззаветно любит меня. А вот в случае с шефом службы безопасности я, увы, просто обязан ему доверять. Потому что я не могу защитить себя сам.