Джим Томпсон - Убийца внутри меня

— Мне очень жаль, солнышко, но я ничего не мог поделать. У меня сегодня были неприятности.

— Ну еще бы!

— Ты будешь слушать или нет? Если не хочешь, так и скажи.

— Ох, валяй, валяй! Я столько твоего вранья уже слышала, столько оправданий, что могу и потерпеть.

Я рассказал ей, что случилось, — то есть как оно должно было выглядеть — и она еле сдерживалась, пока я не закончил. Едва я договорил, она опять на меня напустилась:

— Как ты мог так сглупить, Лу? Как вообще можно было связываться с какой-то жалкой проституткой и этим жутким Элмером Конуэем! А теперь раздуют большой скандал, и ты, наверное, потеряешь работу и…

— Почему это? — буркнул я. — Я ж ничего не сделал.

— Я хочу знать, зачем ты с ними связался!

— Ну как бы услуга такая, понимаешь? Честер Конуэй хотел, чтоб я вытащил Элмера из этой переделки, поэтому…

— А почему надо было к тебе обращаться? Почему ты всегда кому-то оказываешь услуги? Для меня ты ничего не делаешь!

С минуту я ничего не отвечал. Но думал: «Это тебе так кажется, солнышко. Я оказал тебе услугу уже тем, что не размозжил тебе голову».

— Отвечай, Лу Форд!

— Ладно, — сказал я. — Не надо было мне впутываться.

— Вообще надо было выгнать отсюда эту женщину!

— Да, — кивнул я. — Надо было.

— Ну?

— Я не идеален! — рявкнул я. — Я кучу ошибок делаю. Сколько мне еще каяться?

— Ага! Я только хочу сказать…

То, что она хотела сказать, она бы говорила всю оставшуюся жизнь; а я отнюдь не был настроен ее слушать. Я схватил ее за промежность.

— Лу! Прекрати немедленно!

— Почему? — спросил я.

— П-прекрат-ти! — Она задрожала. — П-перестань, а не то… Ох, Лу!

Я лег с нею рядом не раздевшись. Ну а что делать? Иначе Эми не заткнуть.

И вот я лег, а она вся прижалась ко мне. И когда она так делала, с нею все было хорошо, — большего от женщины и просить нельзя. Да только много чего нехорошо было со мной. Джойс Лейкленд — вот что со мной было нехорошо.

— Лу… — Эми чуть замедлилась. — Что такое, дорогой мой?

— Все эти неприятности, — ответил я. — Наверно, расстроился.

— Бедняжечка мой. А ты забудь про все, кроме меня, и я тебя поласкаю, пошепчу тебе, мм? Я…

Она меня поцеловала и прошептала на ухо, что сделает. А потом и сделала. И черт бы ее побрал, с таким же успехом она могла бы это делать столбу заборному.

Малышка Джойс обо мне хорошенько позаботилась.

Эми отдернула руку и стала вытирать ее о свою ногу. Потом схватила простыню, скомкала и давай вытирать — отскребать — ею бедро.

— Сукин сын, — сказала она. — Грязная, мерзкая сволочь.

— Чего-о? — спросил я. Как будто тебя под дых двинули. Обычно Эми не выражалась. По крайней мере, я не слышал.

— Ты грязен. Я чувствую. От тебя воняет. Ею воняет. Такого не смыть. Этот запах никогда не сойдет. Ты…

— Господи боже мой! — Я схватил ее за плечи. — Что ты несешь, Эми?

— Ты ее сношал. Ты все время это делал. Ты совал ее грязные внутренности в меня, ты меня ею пачкал. И ты у меня за это заплатишь. Даже если я больше ничего не сделаю в жизни, я…

Всхлипывая, она отпрянула от меня и выскочила из постели. Когда я встал, она попятилась за кресло.

— Н-не подходи ко мне! Не смей меня трогать!

— Да и на здоровье, солнышко, — сказал я. — Как скажешь.

Эми еще не осознала того, что сказала. Она думала только о себе, о том, что ее оскорбили. Но я-то знал: дай ей побольше времени — совсем чуть-чуть, — и она сложит цельную картинку. Реальных улик у нее, конечно, не будет. Ей останутся догадки — интуиция — и та моя операция, но, кажется, про нее Эми, слава богу, пока не вспомнила. Как бы то ни было, Эми распустит язык. И то, что у нее нет никаких улик, мне отнюдь не поможет.

Потому что улики тут не нужны, понимаете меня? Я видел, как работает закон. Нужно лишь намекнуть, что человек виновен. А уж потом — если он не крупная шишка, само собой, — все сведется к тому, чтобы заставить его эту вину признать.

— Эми, — сказал я, — Эми, золотце. Посмотри на меня.

— Я н-не хочу на тебя смотреть.

— Посмотри на меня… Это же Лу, солнышко, Лу Форд, помнишь? Ты с этим парнем всю жизнь знакома. И вот я тебя теперь спрашиваю: стал бы я поступать так, как ты говоришь?

Она замялась, покусывая губы:

— Но ты же поступил, — уже не так уверенно. — Я же знаю.

— Ничего ты не знаешь, — сказал я. — Просто из-за того, что я устал и расстроился, ты поспешно делаешь какие-то сумасшедшие выводы. Ну зачем, зачем мне валять дурака с какой-то прошмандовкой, когда у меня есть ты? Что мне эдакая дамочка способна дать такого, из-за чего мне стоило бы рисковать и терять такую девушку, как ты? А? Ну ведь бессмыслица же, а, солнышко?

— Ну… — Это до нее дошло. Это по ее гордости двинуло — туда, где больнее всего. Но чтобы совсем задавить в ней догадки, этого было мало.

Она подобрала трусики и стала их надевать, не выходя из-за кресла.

— Бессмысленно об этом спорить, Лу, — устало сказала она. — Наверное, мне надо счастливым звездам своим сказать спасибо, что я не подцепила никакой ужасной болезни.

— Да черт бы тебя побрал!.. — Я обогнул кресло и сгреб ее в объятья. — Черт возьми, хватит так говорить о девушке, на которой я женюсь! На себя-то мне наплевать, но про нее так не смей, слышишь? Нельзя говорить, что моя будущая жена готова спать с мужиком, который ходит по шлюхам!

— Пусти меня, Лу! Пус… — Она вдруг перестала вырываться. — Что ты?..

— Ты слышала, — сказал я.

— Н-но всего два дня назад…

— И что? — сказал я. — Никому не нравится, если его на аркане тянут под венец. Мужчине хочется делать предложение самому — вот его я сейчас и делаю. Черт, да мы уже и так долго оттягивали, по моему мнению. И сегодняшнее это безумие ночное — лишнее тому подтверждение. Будь мы женаты, ни ссор бы этих не было, ни недопонимания, как у нас сейчас.

— С тех пор как эта женщина тут живет, хочешь сказать.

— Хорошо, — сказал я. — Я сделал все, что смог. Хочешь верить плохому про меня — твое дело…

— Погоди, Лу! — Она повисла на мне. — Я же не виновата, что… — И тут же умолкла. Ради собственного блага. — Прости меня, Лу. Конечно, я была не права.

— Да уж явно.

— Когда мы это сделаем, Лу? Поженимся?

— Чем скорее, тем лучше, — соврал я. Не собирался я на ней жениться. Но мне требовалось время кое-что спланировать, и нужно было заткнуть ей рот. — Давай через несколько дней встретимся, когда чуточку придем в себя, и обо всем поговорим.

— Не-а. — Она покачала головой. — Теперь, раз ты… раз мы приняли решение, давай его выполнять. Давай поговорим прямо сейчас.

— Но уже скоро день, солнышко, — сказал я. — Если ты еще чуть помедлишь тут, тебя люди увидят.

— А мне все равно, миленький. Мне на это совсем-совсем уже наплевать.

Она прижалась ко мне, уткнувшись головой мне в грудь. И даже не видя ее лица, я знал, что она улыбается. Я плясал под ее дудку, и она чертовски этому радовалась.