Патриция Хайсмит - Два лика января

— «Сегодня утром в… кладовой гостиницы „Кингз-палас“ найдено тело детектива национальной полиции Георга Папанополоса, тридцати двух лет. Убитого обнаружила уборщица Стефания Гричос, двадцати трех лет. Согласно заключению экспертизы, смерть наступила вследствие раздробления черепной коробки. Как предполагают, убийство совершено Честером Критоном Макфарландом, сорока двух лет, американским гражданином, разыскиваемым за махинации… махинации с ценными бумагами, — поправился Райдел, — поиски которого и привели детектива в гостиницу. Макфарланд и его жена Элизабет… — он посмотрел на Колетту, она нервно кивнула, — занимали номер на том же этаже, где было найдено тело Папанополоса. Обнаружены следы крови в ванной комнате и на ковре в номере, в котором останавливались Макфарланды, а также в коридоре на ковровой дорожке, ведущей к кладовой. — Райдел сделал паузу и отпил воды, даже не взглянув на Честера и Колетту, жадно ловивших каждое его слово. — Макфарланды покинули гостиницу вчера вечером в начале восьмого, — продолжал Райдел тихим бесстрастным голосом, — заявив одному из служащих гостиницы, что отправляются ночным поездом в Италию. Проведенная проверка поездов, автобусов и самолетов ничего не дала…» — Райдел замолчал и посмотрел сначала на Честера, потом на Колетту.

Она молча сидела в напряженной позе, положив руки на стол, и нервно ковыряла под ногтем большого пальца. Бросив взгляд на жену, Честер прочел в ее глазах испуг и, как ему показалось, укор.

— Это не все, — добавил Райдел, — «Полиция полагает, что Макфарланды не покидали Греции и, возможно, уже сменили фамилию. Георг Папанополос оставил после себя…» И так далее.

Колетта посмотрела на Райдела.

— Продолжайте. «Оставил после себя…»

Молодой человек кашлянул и прочитал:

— «…жену Лидию, тридцати пяти лет, сына Георга, пятнадцати лет, дочь Дорию, двенадцати лет, двух братьев, Филиппа и Кристофера Папанополос, оба живут в Ламии, и сестру Евгению Милос, проживает в Афинах».

Райдел отложил газету. Честер встретил его взгляд и почувствовал неловкость. Он выпрямился на стуле.

— Не все так плохо, — сказал Райдел. — Здесь ничего не сказано о том, что вас могут искать на Крите, и не дано описание вашей внешности. Это лучшее, что может быть при данных обстоятельствах.

— Но ведь он мертв. — Колетта потерла лоб кончиками пальцев.

Честер налил себе немного виски, затем, опрокинув фляжку, вылил остатки. Ему хотелось поднять испортившееся настроение, даже если он малость захмелеет. Почему бы и нет? Не собирается же он всю ночь напролет изводиться из-за этой истории, в которую влип, не имея возможности даже короткого сна.

— Если все так хорошо, давайте за это выпьем.

Райдел вначале отказался, но затем передумал и кивнул.

Одиннадцать часов застали их в большом, похожем на амбар ресторане, который, судя по всему, был также и ночным клубом, стоявшим на берегу у самой воды. Честер силился вспомнить, как оказался здесь. Несколькими часами раньше они, кажется, где-то ужинали. Впрочем, он не был уверен. Колетта танцевала с Райделом на крохотной танцплощадке. Располагалась она далеко, едва ли не в полумиле от столика, за которым сидел Честер, однако оркестр играл столь громко, что у него раскалывалась голова. Он угрюмо покосился на соседний стол, широкий, круглый, за которым восседало целое семейство греков. Отец, мать, бабушка и дети. У детей были кукольные личики. Несколько минут спустя на обратном пути из грязного туалета Честер подошел, пошатываясь, к их столу и потрепал за подбородок одну из девчушек. Ответом ему был холодный, непонимающий взгляд. Честер вспомнил, что он в Греции, а не в Америке, в какой-нибудь пиццерии в Манхэттене на Третьей авеню. Малышка не поняла ни слова из того, что он ей сказал, а ее родители смотрели на него с подозрением, возможно решив, будто Честер сказал ей что-нибудь неприличное. Он снова уснул.

Честер проснулся, почувствовав, что кто-то трясет его за плечо. Перед ним стоял Райдел. Он был в пальто, на лице у него застыла тревожная улыбка.

— Закрывают. Нужно идти.

Хуже всего то, что нигде не было ни одного такси. Честер шел, пошатываясь, поддерживаемый под руки Райделом и Колеттой, и чувствовал стыд оттого, что нуждается в посторонней помощи.

— Этот час самый худший, — вещал Райдел, — самый тяжелый.

Честер слышал, как они говорили о нем, о том, что для него «будет лучше». И хотя слышать это ему было неприятно, он подумал, почему бы им и не побеспокоиться о нем. И кто, как не он, влип в эту историю, стараясь защитить свою жену, равно как и себя? И кто, в конце концов, просил этого Райбена — или как его там? — таскаться за ними? Жесткая и холодная, как камень, скамья обожгла и разбудила его. Он открыл глаза. Слева от него сидела Колетта, ее голова безвольно клонилась на плечо Райдела. Тот курил, глядя перед собой. Спортивная сумка Честера стояла у его ног. Макфарланд подумал, что они, скорее всего, сидят сейчас в маленьком скверике возле ираклионского музея, который осматривали днем, но не был в этом уверен. Возможно, они пили чай в том темном кафе напротив. Мало-помалу начинало светать. Худший час, как сказал этот тип. Райдел. Все закрыто. «Чтоб им пусто было!» — выругался про себя Честер. У него не было сил даже проговорить это вслух. Колетта держала Райдела за руку. Честер снисходительно улыбнулся. Никому не удастся отбить у него жену. Пусть попытается. Посмотрим, как далеко это зайдет. И снова закрыл глаза.

Честер проснулся от холода. Он не знал, сколько прошло времени, предрассветные сумерки были по-прежнему густыми. Колетта и Райдел спали, держась за руки и уронив головы друг другу на плечи. Честер прошелся взад-вперед по тротуару, пытаясь согреться. Зубы у него стучали. Мышцы одеревенели от холода. Прошло еще несколько часов, или так ему показалось, прежде чем он заметил признаки того, что кафе напротив открывается. Кто-то, видимо владелец, подкатил на велосипеде и начал возиться с замком на двери. Затем он вступил в долгий разговор с молочником, остановившим свой велосипед возле кафе. Поделившись сигаретой и перебросившись с ним несколькими шутками, хозяин кафе похлопал его по спине, стащил с ноги туфлю и, стоя в одном носке, принялся объяснять относительно подошвы что-то, представлявшее, судя по всему, огромный интерес. В конце концов он обулся, после чего уже молочник, закинув ногу на руль велосипеда, принялся обсуждать собственную туфлю. Было шесть семнадцать.

В шесть тридцать две, когда двери кафе наконец отворились, Честер не без удовольствия бесцеремонно растолкал Райдела, объяснив, что кафе напротив открылось и они могут согреться горячим кофе.