Джим Томпсон - Чертовка

— Ага, конечно. Ну вот видишь, милая? Все хорошо. По крайней мере, на сегодня. Черт подери, возможно, она хватится этих денег только через год.

Мона поняла, к чему я клоню, и снова начала сходить с ума. Старуха может хватиться раньше чем через год. А может, не пройдет и дня. Возможно, старуха проверяет деньги прямо сейчас и…

— Перестань! — приказал я Моне. — Поняла, детка? Я сказал — перестань, значит, нужно перестать… Твоя тетка не знает, что ты взяла деньги. И не узнает. Я возвращаюсь на работу в понедельник. Примерно через месяц я смогу вернуть те три сотни, что ты для меня достала. Положишь их обратно в старухину кубышку, а это сегодня же отнесешь обратно и…

— Нет! Я…

— Да! Ты что, не понимаешь, милая? У нас просто нет выбора. Если ты не вернешься домой сегодня, старуха сразу же решит проверить деньги. Это первое, что придет ей в голову. Она догадается, что это ты их взяла, и полиция схватит тебя в два счета… Ты ведь этого не хочешь, верно? Ты же понимаешь, что я прав, да?

— Д-да. — Она неохотно кивнула. — Т-ты… ты и вправду меня любишь, Долли?

— Эх, будь у меня время, чтобы это доказать… — сказал я (и это не было пустым бахвальством). — Но ты и так уже слишком задержалась. Я отвезу тебя обратно, высажу у торгового центра, и мы снова увидимся через день-другой. И ты об этом не пожалеешь!

Запихав ей деньги в карманы, я ласкал ее и заигрывал с ней, чтобы она наконец улыбнулась. Она по-прежнему была взволнованна и напугана, но решила, что все провернет как надо. Ее спальня находилась на первом этаже, а старуха спала наверху, и когда уходила к себе, то больше не спускалась.

— Дело верное, — убеждал я Мону. — У тебя не будет никаких проблем, детка. А теперь давай-ка поцелуемся напоследок и двинемся в путь.

Мы поцеловались. Я повез Мону на другой конец города. Она пристроила голову мне на плечо и всю дорогу почти ничего не говорила. Казалась умиротворенной. Этого я и добивался, но сам чувствовал себя куда хуже.

Мона не знала, как часто ее тетка пересчитывает деньги. Она застала ее за этим занятием только один раз, но, возможно, было множество других случаев, о которых девушка не догадывалась. Кто знает, а вдруг старуха занимается этим прямо сейчас, отправив Мону в магазин. Меня бы это не удивило — с ее-то любовью к деньгам. И если она пересчитает деньги прежде, чем я верну те триста сорок пять долларов…

Старуха в два счета выбила бы из Моны правду. Стейплзу пришлось бы вернуть ей деньги, а я бы вернулся в тюрьму. Возможно, мне предъявили бы обвинение по двум статьям: за то, что взял деньги у магазина, и за то, что подстрекал Мону украсть у тетки.

Ох, с огнем играю.

Но ничего другого мне на ум не приходило.

Конечно, если бы старуха располагала действительно солидными деньгами, все было бы иначе. Будь у нее тысячи вместо сотен — ну, понимаете, будь у нее достаточно, чтобы раскрутиться, будь у нее такая сумма, ради которой стоило рисковать своей шкурой, — что ж, тогда бы я точно знал, что делать. Гнусная, никчемная старая стерва. Она уже давно нарывалась на неприятности — что ж, я бы ей эти неприятности доставил. И… и, черт подери — особого риска в этом не было. Ну, кое-какой риск, конечно, был, но совсем небольшой. Ведь Пит Хендриксон тоже нарывался на неприятности; он родился на свет, чтобы стать козлом отпущения, и я не знаю, кто мог бы составить ему в этом конкуренцию.

Да, я точно знал, как мне использовать Пита. План возник у меня в голове сам собой, едва я успел об этом подумать. Но только не за пару сотен, нет. И даже не за несколько тысяч. Если и решусь когда-нибудь на такое, то лишь для того, чтобы сорвать весь банк. Один хороший улов — и тогда мы с Моной… Тут мне в голову пришла мысль.

— Детка, — сказал я. — Мона, милая. Может, у твоей тети еще где-то деньги припрятаны? Понимаешь, ведь если она так редко спускается к той кубышке в подвале…

— Ну… — она запнулась, — должно быть, у нее есть еще деньги. Может, она держит их у себя в комнате. Я точно не знаю, потому что дверь всегда заперта и тетя меня туда не пускает.

— Угу, — задумчиво пробормотал я. — Похоже, у нее припасена кругленькая сумма, верно? В конце концов, деньги у нее уходят только на содержание вас двоих и…

— Это совсем немного, Долли. Едим мы в основном рис и фасоль — что подешевле. Мне приходится обходить все магазины — покупать то, что торговцы уже готовы выбросить. Мы почти ничего не тратим.

— Да, но все-таки…

— Д-Долли… — Она прижалась ко мне теснее. — Я не хотела т-тебе говорить, но… мне приходилось заниматься этим… ну, ты понимаешь… часто. Мне приходилось очень долго этим заниматься. Она з-заставляла меня, и вот откуда…

Господи! Меня мутило при одной мысли об этом. Торговать этой малюткой, заставлять ее торговать собой с тех пор, как она была еще совсем ребенком…

— Не будем об этом, милая, — сказал я. — Больше тебе не придется этим заниматься, так что — забудь. Я вот уже забыл.

Тем временем мы уже почти добрались до места — до магазинов, где я должен был высадить Мону. Ее снова стало трясти.

— А это обязательно, Долли? Мы н-не можем просто взять деньги и…

Я покачал головой:

— Нет, детка, не можем. Понимаешь, никак не можем. Мы будем ездить по стране — нам придется много ездить. Мы ведь должны на что-то жить. Этих денег нам попросту не хватит. Их недостаточно, понимаешь, о чем я?

— Ну… — Она выпрямилась на сиденье, повернулась и взглянула на меня с готовностью. — Я могла бы взять оставшиеся деньги, Долли. Там еще много, и я могла бы взять их все.

— Да? Но ты говорила…

В том-то и дело, что она ничего такого не говорила. Я просто предположил, что она выгребла всю старухину заначку. Уж я бы точно так поступил, будь я в соответствующем настроении, а потому и решил, что она поступила бы так же.

Значит, были еще деньги, причем много. А может, и нет. Что значит «много» для этого ребенка?

У меня затряслись руки. Я крепче вцепился в руль, стараясь голосом не выдать своего возбуждения.

— Так, детка, а теперь давай успокоимся, — заговорил я. — Старина Долли в полной боевой готовности, поэтому не стоит волноваться понапрасну. Т-так… так сколько же там? Скажи папочке, детка. Что ты имела в виду, когда сказала…

— Ну… — Она прикусила губу и нахмурилась. — Мне придется вычесть ту сумму, которую я отдала мистеру в магазине, и то, что я…

— Ради бога! — перебил я ее. — Не трать время на лишнюю арифметику! Давай выкладывай! Просто скажи мне, сколько там примерно.

И она сказала.

Мои руки дрогнули на руле. Я едва не выехал на тротуар.

— М-мона, — выдохнул я. — Малышка, детка. Сладкая моя. Повтори это еще раз.

— Сто… этого достаточно, Долли? Сто тысяч долларов?

Я сидел и в каком-то оцепенении смотрел на Мону, а она на меня — взгляд был встревоженный, а грудь ее вздымалась и опускалась. Так прошло минуты две: она глядела на меня с надеждой, а я был слишком потрясен услышанным, чтобы выдавить из себя хоть слово. Потом она снова побледнела и сказала, что мне лучше отвезти ее домой.