Р Скотт Бэккер - Зовите меня Апостол

Баарс распахнул стеклянную дверь, выводящую на небольшую террасу с единственным столиком — крошечное укрытие, тенистый уголок. Лишь с краю сквозь балюстраду пробивалось вечернее солнце. Я уселся в предложенное кресло — плетеная лоза на тяжелой железной раме. Пахло мятой, остывающей к вечеру землей. Столик загромождало блистающее фарфоровое войско — мистер профессор намеревался опоить меня чаем. Это бледное варево я зову «кастрированным кофе».

— В школьном детстве вам приходилось читать сказку о Красной Шапочке? — осведомился Баарс, разливая чай по изящным чашечкам.

— He-а. Я любитель Винни Пуха.

Снова улыбнулся загадочно и снисходительно.

— А после школы перечитывали «Винни Пуха»?

— Конечно нет.

— А почему?

Когда ж ты наиграешься, яйцеголовый?

— Глупая книжка. Понравиться может только дебилам и маленьким детям.

— Именно! — воскликнул Баарс.

Ненавижу, когда меня ловят на слове, подначивают и заманивают. Тогда я становлюсь раздражительным и даже ядовитым. Но я уже говорил вам: мир этих людей перпендикулярен нашему, и профессор Баарс — единственная дверь туда.

— Не понимаю вас…

— Иногда для понимания требуется невежество.

— Все равно не понимаю.

— Наши жизни в определенном смысле — рассказ наподобие «Винни Пуха» или «Красной Шапочки». Их можно понять и принять лишь с такой точки зрения, откуда многое не видно и неизвестно.

— И что вы этим хотите сказать?

— Что все видимое вами — нереально.

— Это как в «Матрице», [16] «Матрица» — культовый фантастический фильм 1999 года, снятый братьями Энди и Ларри Вачовски. да?

Наверное, в моем голосе явственно послышалось: «Вот и приплыли». — Баарс разразился хохотом. Отсмеявшись, пояснил:

— Не совсем, не совсем. Наш мир — не компьютерная подделка, а скорее театр, где вокруг — сплошь декорации, а актеры так захотели вжиться в роль, что забыли о себе настоящих. У всех нас своя роль, мистер Мэннинг. Даже у вас.

Я выдавил улыбку, стараясь задушить рвущееся наружу веселье и изобразить восхищение.

— А, нечто вроде методы Станиславского, возведенной в абсолют.

— Поверьте мне, мистер Мэннинг, я знаю, насколько безумными кажутся мои слова.

Отлично! Как раз подходящий момент чаю отхлебнуть, пока мистер профессор не принялся за объяснения.

— Поверьте мне, мистер Баарс: есть разница между вашим представлением о ваших словах и тем, как их воспринимают другие.

— Есть, конечно. Но вдумайтесь: так ли уж различаются мои представления с обычными для верующих? Я говорю всего лишь: где-то за пределами нашего зрения существует мир более правдивый, настоящий, мир истины. Разве и христиане, и буддисты, и мусульмане, и индуисты говорят не то же самое? Если мои слова кажутся безумными, то лишь потому, что за ними не стоит многовековой традиции, их не принимают как истину по умолчанию, в силу давней привычки.

Гребаные профессора философии. Зачем им позволяют копаться в мозгах недорослей?

— А вы знаете точку, с какой виден ваш правдивый мир?

— Именно! Истинную систему отсчета, в которой мир предстает настоящим. Мы называем этот мир «скрытым».

— Значит, по вашим словам, вы — просто обыкновенный верующий, по-своему увидевший Бога?

Но еще не окончив фразы, я понял: глупости говорю. Рай здесь вовсе ни при чем. Этот парень верит: в наших головах все перевернуто, все навыворот. Мы словно на прогулке в мире диснеевских мультиков, вот только память о реальности стерта и диснеевская мультяшная подделка нам кажется настоящей. Традиционными верами здесь и не пахнет.

— Да! Именно!

Баарс захихикал. Я его смех уже всей душой возненавидел. Слышишь и чувствуешь себя будто в школе для дебилов, пытающихся затвердить, что бумажкой нужно вытирать попу, а зубную щетку совать в рот.

— Но вы же не зовете себя ни христианами, ни буддистами. Так в чем же отличие?

Ага, посерьезнел.

— В том, что истинная система отсчета есть! Она существует — я был в ней, я смотрел, я увидел! Я пересек Лакуну, я увидел этот мир, я ступал по нему. Я знаю!

«Я смотрел, я увидел, я ступал…» Он что, риторике учился по песенкам Джонни Кэша? [17] Джонни Кэш (1932–2003) — американский певец в стиле кантри.

— Но вы так и не ответили на мой вопрос: в чем суть отличия? Любой мистик вам скажет: я был, я видел, я ступал.

Долгий, испепеляющий взгляд. Хоть ты год неси пургу про толерантность, открытость и готовность принять любое мнение, терпеливей не станешь. Возражения и настырность всегда трудно переносить.

— Да ни в чем. — Он пожал плечами. — Как вы и думаете, я вполне могу оказаться безумцем. Я допускаю такую возможность. Я даже посещал психиатра проверки ради.

Постучал пальцем по виску, улыбаясь.

— Там все в порядке, уверяю вас. Никаких туморов и дефектов. И если нужно выбрать между вашим суждением и моим опытом, я выбираю опыт. Вы сами разве предпочтете чужое суждение?

— Вы шутите? Я по жизни плетусь дурак дураком, и опыт мой — коллекция глупостей. С какой стати мне его предпочитать?

Баарс улыбнулся значительно: дескать, врешь, голубчик, и я-то понимаю отчего. Одного мы с тобой поля ягода.

— Типично для закоренелого скептика, не правда ли?

Я затряс головой, изображая возмущение.

— Как же можно путать скептика с циником? Скептик не верит ни в себя, ни в других. А цинику просто на всех наплевать.

— Зыбкое различие, вам не кажется?

— Да наплевать, — отрезал я и пожал плечами.

Ксенофонт Баарс зашелся хохотом, минуту целую выблевывал «ха-ха-ха» и «хо-хо-хо». Очки даже снял, слезы вытереть. Псих или не псих, а мы точно одного поля ягода. Люблю, когда мои шутки понимают.

— Мистер Мэннинг, я же представляю, насколько абсурдной кажется сказка о мире, который на пять миллиардов лет старше, и о нечеловеческой расе, прикинувшейся ради забавы людьми. Абсурд, безумие — а как иначе? Но если вы подумаете, не поспешите судить, а подумаете, то поймете: ничего удивительного в наших взглядах нет. Люди — всего лишь заблудшее стадо, дети своего же невежества.

Тут я не выдержал.

— Отличное имя для рок-группы!

— Простите?

— Заблудшие дети невежества!

Я даже представил воочию обложку альбома: сверху — «ЗДН» огромными золотыми буквами, под ними — три ангела, раскуривающих самокрутку. А у сандалий того, который посередине, — толстенький мешочек с травой.

Вспомнив о связи между памятью и сном, мой третий по счету мозгокоп отправил меня к Филиппу Райлу, исследователю снов. Тот захотел выяснить, чем мои кошмары отличаются от снов обычного человека. Оказалось, ничем. Но из всех яйцеголовых, совавших идейки в мою голову, Филипп оказался самым интересным.

Оказывается, сны и есть доказательство иллюзорности окружающей нас действительности. У нас в головах — «процессор миров». Когда бодрствуем и в здравом уме, чувства состыковывают процессор с реальностью. Когда спим, стыковки нет и разум наш плывет сквозь времена, чудеса и возможности. И снится чушь, какую и жене поутру рассказать неловко.