Кейт Аткинсон - Преступления прошлого

Бинки сказала «мальчик», и Джексон ожидал увидеть подростка, но Квинтус оказался внушительным дядькой за сорок, с крупными невыразительными чертами лица и буйной шевелюрой. Сложен он был как регбист-нападающий, но мускулы давно превратились в жир, и, судя но его виду, он вряд ли осилил бы драку за мяч. На нем были свободные летние брюки и рубашка в бело-голубую полоску, с белым воротником и розовым галстуком, через плечо перекинут темно-синий пиджак. Разрежь его пополам — и увидишь внутри надпись «Тори».

— Вырос в Херефордшире, — буркнула Бинки Джексону, словно это многое объясняло.

Чем Квинтус был интересен, по крайней мере Джексону, так это солидным куском пластыря на носу, который по виду был травмирован именно так, как и должен быть травмирован нос, принявший на себя удар головой в обмен на удар пистолетом.

Но с какой стати человек, которого он никогда раньше не видел, с которым его не связывали никакие отношения, вздумал на него напасть? Увидев Джексона в саду двоюродной бабки, Квинтус, похоже, был раздосадован хуже некуда. Сама Бинки счастливо проигнорировала тот факт, что распивала чай с двумя враждебно настроенными избитыми мужчинами, и продолжала вещать о Шпульке.

Похоже, Квинтус не часто забегал к престарелой двоюродной бабке, но ведь у мальчика была такая напряженная жизнь: в раннем детстве его отправили в мэтрополию (метрополию), чтобы воспитать истинным джентльменом, — Клифтон, Сэндхерст, [107] Имеются в виду Клифтон-колледж — частная школа в Бристоле — и Королевская военная академия в Сэндхерсте. офицерский чин в Королевском уланском полку (Джексону показалось, что он уловил в его голосе резкие офицерские нотки), потом «срок в копях», а теперь какой-то мутный бизнес в Лондоне, занимавший все его время.

— В копях? — с сомнением переспросил Джексон, выуживая из чашки кошачий волос.

— В Африке, — объяснила Бинки.

— В Африке?

— В Южной Африке. В алмазных копях. Надзирал за нэграми (неграми).

Бинки ушла в дом заварить свежий чай со словами:

— Вам двоим есть о чем поговорить, мистер Броуди. Ведь вы оба люди военные.

Джексон уже давно не думал о себе как о военном; он сомневался, что вообще когда-нибудь так о себе думал.

— Какой полк? — рявкнул Квинтус.

— Пехота. Полк принца Уэльского, — лаконично ответил Джексон.

— Звание?

Это еще что? Игра «У кого длиннее?» Джексон передернул плечами:

— Рядовой.

— М-да-а-а, мог бы и сам догадаться, — заявил Квинтус. Он растянул «а» так, что хватило бы на несколько м-дей, и еще бы осталось.

Джексон не дал себе труда объяснить, что, придя в армию рядовым, ушел он в звании уоррант-офицера первого ранга военной полиции. Он не собирался заниматься с этим Квинтусом фаллометрией. Джексону предлагали офицерские погоны перед тем, как он демобилизовался, но он знал, что никогда не почувствует себя в своей тарелке по другую сторону, обедая в офицерской столовой вместе с ублюдками вроде Квинтуса, считающими Джексонов полными отморозками.

— Могу показать татуировки, — предложил Джексон.

Квинтус отказался, да и ладно, татуировок у Джексона все равно не было. А у Ширли Моррисон была татуировка, чуть ниже шеи, черная роза на пятом позвонке. Интересно, а есть у нее другие, в менее доступных взгляду местах?

Квинтус вдруг подвинул свой стул ближе к Джексону — может, собрался поделиться секретом? Но он произнес зловещим голосом:

— Я твою игру раскусил, Броуди.

Джексон сдержал смех. За свою военную карьеру он (без особого энтузиазма) прошел две войны, и, чтобы его напугать, требовалось нечто посерьезнее, чем парень вроде Квинтуса, бряцающий саблей. Квинтус не продержался бы и трех раундов против кролика.

— О какой именно игре речь, мистер Рейн? — поинтересовался Джексон, но ответа так и не получил, потому что именно в этот момент самый драный и грязный кошак решил, что пора метить территорию и выбрал ногу Квинтуса в качестве одного из форпостов.

Джексон спустился к реке и сел в тени. В кармане у него лежал сплющенный сэндвич из «Прет-а-манже», и он разделил его со стайкой прожорливых уток. По реке шла бесконечная вереница плоскодонок, в большинстве своем с туристами, которых катали студенты (или на вид студенты) в соломенных канотье и блейзерах в полоску, юноши — в фланелевых брюках, девушки — в неудачного кроя юбках. Туристы были самые разные — японцы, американцы (меньше, чем раньше), множество европейцев, несколько неустановленных персонажей (пожалуй, какая-то Восточная Европа) и северян, которые в апатичном Кембридже выглядели иностраннее японцев. Все они, казалось, были вне себя от восторга, словно приобщались к чему-то подлинному, — ну разумеется, местные жители, все как один, проводят свой досуг, катаясь на лодочках и поедая булочки со сливками и джемом под бой грантчестерских курантов, возвещающих три часа пополудни. Вот сволочуги, как сказал бы его отец.

— Мистер Броуди! Эй, мистер Броуди!

Ну что ж ты будешь делать, устало подумалось Джексону, неужели от них нигде нет спасения? Они катались по реке, чтоб их тридцать раз. Джулия отталкивалась шестом, а Амелия взирала на нее сквозь темные очки из-под обвисших полей большой панамы, которая, надо полагать, видала лучшие дни на голове ее матери. Как будто прямиком из больницы после особо сложной подтяжки лица.

— Прекрасный день! — прокричала Джексону Джулия. — Мы собираемся в Грантчестер выпить чаю, присоединяйтесь. Вы должны поехать с нами, мистер Броуди.

— Ничего подобного.

Нет, должны, — бодро заявила Джулия. — Залезайте. Не будьте таким брюзгой.

Джексон со вздохом поднялся с травы и помог подтянуть лодку к берегу. Он неуклюже забрался на борт, и Джулия засмеялась:

— Моряк из вас никакой, а, мистер Би?

Почему они до сих пор в Кембридже? Разъедутся они уже когда-нибудь по домам или нет? Амелия с другого конца лодки едва заметно кивнула ему, не глядя в глаза. В последнюю их встречу она была сама не своя из-за смерти собаки ( «Пожалуйста, Джексон, приезжайте, вы мне нужны» ), И выглядела жутко: в старом халате и накрашенная. Прежде он ее с макияжем не видел — и слава богу, потому что красилась она явно в темноте, да еще и волосы не собрала, и они свисали на плечи сухими лохмами. Все женщины рано или поздно становятся слишком старыми, чтобы носить распущенные волосы, даже красивые женщины с красивыми волосами, но ни Амелия, ни ее волосы никогда не были красивыми.

Джексон подумал, что лучше вести себя так, словно бы прошлым вечером ничего не случилось. А что же случилось прошлым вечером? «Я и не знала, что вы женаты, мистер Броуди» — что, черт возьми, это было? Она его что, в измене уличила? Но он никогда не давал Амелии Ленд ни малейшего повода думать, будто между ними что-нибудь есть. Неужели она в него влюбилась? (Боже, пожалуйста, только не это.) Стэн Джессоп был влюблен в Лору Уайр. Опасное это дело. А звучит так безобидно.