Павел Астахов - Продюсер

— Кто это «Киря»? — тут же заинтересовался Агушин.

— Да Фарфоров Кирилл. Он же гений! Как-никак с самой Примадонной жил десять лет. И без нее не пропал назло тусовке. Так у него, как великого артиста, вечно заморочки. То астрологический прогноз не тот, то голос бережет для «Евровидения», то диета специальная, а то лимузин короче, чем у Элтона Джона.

— А какое это имеет значение? — искренне удивился следователь.

— Что? Прогноз или диета?

— Нет. Лимузин этого, как его, Джона.

Митя покачал головой и, наконец, подобрал с пола бейсболку. Этот ответственный прокурорский работник был совершенно незнаком со стандартами «звездной» жизни. Нацепив бейсболку на прежнее место, он со вздохом пояснил:

— Вот и я так считаю, господин следователь. Но только Кире Фарфорову этого не объяснить и не доказать. Если у Элтона Джона и Мадонны белый «Хаммер», то и у Кири должен быть такой же. Если они в гастроли — на «Фантоме», то и он на таком же. А не дашь — сразу обида, истерика. Помните, как он орал на прессухе? «Я вам звезда или п… „выпал из гнезда“», — Фадеев хихикнул. — Ну, сами понимаете кто.

— М-да. Помню. Ну и нравы у вас. А с виду вроде искусство. — Агушин перевернул бланк допроса. Он записывал рассказ Мити выборочно, и все равно получалось много.

— Не, ну это частности. Неполадки в пробирной палатке. А так — нормально. Бизнес не хуже других. Не отправлять же Кирю на стройку. Ха-ха.

— Может, и следовало бы, — хмыкнул себе под нос Агушин, и тут же собрался. — Ну да ладно. А что же все-таки с претензиями этих заказчиков? И кто они такие?

— Да, там лимон всяких левых косяков накидают, — отмахнулся Фадеев. — Редко кто всем доволен. Они же жлобы. Бабки заработали, а потратить с умом не могут. В тусовку пробиться тоже не получается. Там любят щедрых. Чтоб телочкам колечки, брюлики дарили; певцам — спонсорские. А эти — только по смете. «Привезите этого и этого!» И дрожат в ожидании, пока не увидят вживую Клима Чука или того же Кирю, аж усираются от нетерпения. А послушают, потрогают — кажется, типа, приобщились. Ничего особенного. Люди и люди. Типа, и сами так можем. — Митя совсем расслабился и уже, не заикаясь, без остановки шпарил про всю концертную кухню.

— И что же дальше?

— А дальше начинают выеживаться: это не так, то не эдак. Вот по всем этим наездам Иосиф Давыдович сам и разбирался. Ну, когда попроще было или Шлиц в отъезде, Иван подкатывал. Хотя у Шлица все одно лучше складывалось. Он гений терок, ну, в смысле, переговоров.

— А кто еще высказывал недовольство или претензии предъявлял? — Агушину нужна была конкретика: имена, фамилии, должности, явки.

— Ой, да они все цеплялись. Каждый по-своему. От Проторова и Фрида до Алимджана и Фарутдина. Корпоративы-то и вечеринки у всех. Без нас, то есть без номеров, не получится.

Следователь быстро записал имена олигархов, особенно отметив тех, кто имел несчастье связать свою фамилию с уже упомянутой буквой «ф».

— Скажите, Дмитрий, а какие активы остались после Шлица?

Митя замер: вопрос был слишком конкретен, чтобы пуститься в рассуждения о нелегкой судьбе устроителя вечеринок.

— Ну? — напомнил о себе Агушин, и голос его был холоден и жесток.

Митя понял, что придется отвечать, а потому сразу начал тянуть время — просто чтобы собраться с мыслями.

— Так сразу всего и не перечислить.

— Ну, уж постарайтесь!

— Я не отказываюсь… тут другое… — Митя замялся; он давно понимал, что уже наговорил лишнего, но следователь снова стиснул кулак.

— Граж… господин Фадеев! Чем откровеннее вы мне обо всем расскажете, тем меньше подозрений у меня возникнет в отношении вас. А то ведь я могу действовать по-другому. Хотите?

— Нет! — резво взвился Митя.

— Я ведь могу считать, что отсутствие у вас судимости вовсе не ваша заслуга, а просто наша недоработка…

— Ой! — вырвалось у Фадеева.

— А могу вспомнить и про Конституцию. Про презумпцию невиновности. Никто не должен считаться виновным, пока вина не будет доказана в соответствии с действующим законом и подтверждена вступившим в законную силу приговором суда, — чуть переиначив, но почти слово в слово повторил Агушин конституционную норму.

— Так лучше. Да я и не отказываюсь. Тут другое. Понимаете, Иосиф Давыдович не очень верил во всякие юридические документы.

— Это почему же?

— Ну, он говорил, что, мол, у закона души нет. Вот и не верил. Бумаги подписывал в самом крайнем случае. В основном все на руках решал.

— Как это «на руках»?

— Ну, встретились, договорились, руки пожали. Все. Диил!

— Что? — снова не понял следователь.

— «Диил». Это значит по-американски «сделка». То есть «по рукам», «договорились». Ну и никаких бумаг не надо. Я же говорю, он им не доверял. Потому и адвоката у нас толком не было. Пару раз обращались к Резнику да Павлову.

— И что же? — заинтересованно напрягся Агушин; он умышленно обошел вопрос адвокатской помощи в начале допроса, но знать об этом считал важным.

— А ничего. Какой нормальный адвокат возьмется за дело, если никаких документов нет? Давыдыч втолковывал им, что «этот слово дал», «тот за слова отвечает», а этот вообще «не по понятиям». Но толку — ноль!

— А что… так все ведут бизнес в вашей сфере?

Фадеев с сомнением покачал головой:

— За всех не буду врать. Но у Иосифа Давыдовича так чаще всего и бывало. Потому и не могу я всего сейчас сказать и наверняка чего-то не знаю.

— А из того, что знаешь?

— По певцам сказать могу. Клим Чук, Айя Кисс — из последних. Группа «Вице-президент», «Ляльки» — это уже давние. Но тут как раз исключение. Все бумаги Шлиц подписывал.

Агушин снова удивился:

— Это почему же так?

— Очень просто. Они же когда бесхозные-бездомные, чмошные, короче, приползают к продюсеру, то все как один скулят. Готовы отдаться по беспределу.

— Что это значит?

— Ну, они никто. Не то что звезды, а вообще ни-кто! Пустое место. Таких в любой сельской музыкалке сотни. А продюсер может из каждого более-менее артиста сделать. Только ему это ни с какого боку не упало. А им — мечта! Так за эту мечту они готовы хоть в постель, хоть в прорубь.

При слове «постель» глаза Агушина засветились. Он был не чужд плотских радостей и сплетен.

— И что же продюсер?

— По-разному. — Митя поморщился. — Отдаться-то все хотят, только что потом с ними делать? Мы же их не в путаны готовим, а в артисты. А артист все же должен иметь талант.

— Ну, а как вот эти… которых ты называл? Клим Чук, Айя Кисс?

— А-а-а. Клим сам прибился в «Гоголеффе», ночном клубе, два года назад. Он там снимался…

— В фильме?

— Ха! Если бы! Снимался — в смысле, кто бы его снял на… вечер или ночь. Как получится, — ехидно пояснил Митя, вспомнив недавний разговор и наглые ответы того, кто недавно на роль выше клубной потаскухи не претендовал.