Александр Варго - Кулинар

Он прождал весь вечер, но Мария Митрофановна так и не появилась. У него уже возникло искушение подняться к ней, но усилием воли он его поборол и решил прийти завтра.

Закуривая двадцатую сигарету, он отправился к пересечению Коммунистической и Советской, планируя помотаться в тех широтах в надежде на случайную встречу с Александром. Посидев на парапете, на скамейке, на ящике возле пивной палатки, он выпил три бутылки «Балтики», но так и не встретил парня в бежевом плаще.

Начало смеркаться. Чинарский подежурил еще полчаса и зашагал к дому. Настроение у него, несмотря на неудачу, было ровное. Лишь одна вещь тяготила его. Он гадал: сколько времени будет сохранять свежий благообразный вид его нынешняя одежда, ведь он может в одно из таких дежурств не сдержаться и пуститься во все тяжкие. А там уж куда кривая выведет!

Перекусив, Чинарский вытянулся на диване и открыл Дилана Томаса. Но читать не смог, мешали воспоминания о Надьке. Он видел ее улыбающееся лицо, кокетливый взгляд, вздернутый нос, слышал ее бойкий голос. Понемногу мысли стали путаться, лицо Надьки — расплываться, смех — затихать. Чинарского засасывало болото сна. Его сознание стало добычей причудливых образов, в хороводе которых мелькали Антонов, парень в плаще, водитель «Москвича», Мария Митрофановна. Валька, судорожно хохоча, скакала на Араксе, утомленный Дудуев качался на двугорбом верблюде, а сам он, Чинарский, волшебно завладев мощным телом Альта, мчался, подобно кентавру, сквозь клубящуюся мглу, преследуемый пропахшими мантаурой аборигенами Мадагаскара.

На Стивенс-роуд — таков неписаный закон здешней жизни — селится приличная публика. Среди живущих на этой широкой, ухоженной улице с небольшими уютными палисадниками, почтовыми ящиками возле коттеджей и цветочными горшками у дверей есть немало выходцев из России и Украины. Большинство эмигрантов уже вполне ассимилировались, разговаривают на квебекском французском или английском, не забывая своего родного языка и уснащая порой речь удивительными билинговыми конструкциями.

В одном из таких коттеджей — с парадной лестницей, тарелкой спутниковой антенны на крыше, с верандой — жили мать и дочь. Валерия Константиновна работала в местном банке, Екатерина заканчивала колледж. Ей было двадцать четыре года. На следующий год она планировала поступить в Монреальский университет, на факультет театральных искусств. Ее привлекала карьера театрального критика и рецензента.

Валерия Константиновна поначалу шокировала общественность своей приверженностью идеалам свободной любви. Она отвергла всех до одного засидевшихся женихов пригородной зоны и, пренебрегая расхожей моралью, сожительствовала с молодыми людьми из Торонто и Монреаля. Через год с небольшим интерес жителей со Стивенс-роуд к Валерии Константиновне поутих, местные женихи успокоились и даже избегали колкую на язык «beautiful russian».

Утренняя почта не приносила ничего, кроме рекламных проспектов, газет и журналов. В эпоху компьютеров и мобильных телефонов письма выглядят смешным анахронизмом. Телеграмма похожа на факс, только идет дольше и приносит ее почтальон. Под роспись, как и заказное письмо.

Катя расписалась в регистрационном журнале и вернула ручку почтальону. Тот оседлал свой спортивный велосипед и поехал дальше.

Поначалу Катя не могла понять, что написано на узком клочке бумаги, так как не удосужилась снять наушники. В ушах протяжно стонал Оззи Осборн. Только увидев российский адрес, она сообразила, от кого телеграмма. Мать была уже на работе, да и Кате нужно было срочно ехать в колледж, а потому, прочитав телеграмму, девушка сунула ее в карман джинсового комбинезона и принялась складывать учебники в свой рюкзак. Ни занятия, ни общение с подругами, ни настойчивые ухаживания Марка Осфилда, ни привычное равнодушие Жана Солерна, причинявшее Кате боль, не могли рассеять охватившее ее недоумение. Она ждала сообщения о ком угодно, только не о своем брате.

Имя Марии Митрофановны, казалось, вынырнуло из мира детских сказок. Катя поймала себя на мысли, что перестала думать об этой немного неуклюжей сердобольной женщине как о живой и имевшей к ней, Кате, какое-то отношение. О брате своем она тоже почти забыла. И вот вдруг приходит телеграмма, где сообщается, что он серьезно болен.

Она не стала звонить Марии Митрофановне, решив посоветоваться с матерью. Тем более что телефонный номер бывшей домработницы был в записной книжке Валерии Константиновны.

Катя возвращалась из колледжа на стареньком «Додже» и все думала о брате. Как прореагирует мама? Она так поглощена своей личной жизнью! Но все же Александр — ее сын…

Въехав в гараж и увидев принадлежащий матери «Крайслер», она удивилась. Обычно Валерия Константиновна возвращалась домой позднее.

В холле звучала музыка — венгерские вариации Брамса. Валерия Константиновна крутилась перед зеркалом в вишневом костюме. Юбка туго обтягивала ее круглые бедра, вырез жакета в форме сердца глубоко открывал грудь.

— Как тебе? — обернулась она к дочери. — Что это ты такая пасмурная?

— Ты уходишь?

— Да, у меня деловое свидание в Торонто. — Валерия Константиновна снова повернулась к зеркалу.

Она трогала руками плоское золотое колье, отсвечивающее солнечными змейками на ее рельефных ключицах.

— Не видела у тебя этого костюма, — сказала Катя.

— Подарок, из Монреаля, — похвалилась мать.

— Я получила телеграмму от Марии Митрофановны. — Катя смотрела на мать укоризненным взглядом. — Саша серьезно болен.

«Саша» она выговорила с трудом. В горле у нее защипало.

— Болен? — Мать замерла от неожиданности.

Было непонятно: то ли ее так огорчила болезнь сына, то ли она вспоминает, кто такой вообще этот Саша.

— Мария Митрофановна просит нас приехать. — Катя выложила телеграмму на овальный стол из орехового дерева.

— Приехать? — Валерия Константиновна непонимающе уставилась на дочь.

— Он серьезно болен, — со значением проговорила Катя.

— Но чем? — хлопала глазами Валерия Константиновна.

— Она не написала. Если тебе не трудно, прочти сама. — С этими словами Катя плюхнулась на заваленный подушками диван.

Валерия Константиновна взяла телеграмму.

— Но я не пойму… — бросила она листок обратно на стол, — как это могло произойти?

— Я тоже, — вздохнула Катя. — Ну, так что мы будем делать?

— Я не могу вот так все бросить! — спохватилась Валерия Константиновна. — У меня работа…

— А у меня колледж, — насупилась Катя. — Но есть все же вещи, которые поважнее работы и учебы.

— И что ты предлагаешь? Собрать вещи и лететь?

— Не знаю. Но если так обстоят дела… — Катя задумалась. — Думаю, два-три дня нашего отсутствия не будут иметь катастрофических последствий.