Лев Пучков - Террорист

– Да, это все, конечно, печально и трагично. – Я с трудом подавил зевоту – определенно, огненная вода в норме – релакс вполне прослеживается. – Ну а мы-то тут при чем? Пойти, что ли, сказать: ребята, не балуйте, бросьте все эти пакости?

– Сказать – не вопрос, – рассудительно вставил Федя. – Вопрос, как далеко эти малолетние шалуны нас пошлют.

– Никто вас не пошлет, – убежденно заявил Гена. – Вы вообще недооцениваете свое влияние на этих детей. Я думаю, они готовы повиноваться любым вашим прихотям. И вообще идти за вами куда угодно. Хоть в ад.

– Идти за нами?! – Вот это, согласитесь, прозвучало странно и нелепо. – Куда идти, Гена?! О чем ты? Нас в любой момент могут расшлепать, без всяких скидок и апелляций. Ну и куда тут идти?

– Ребята… Я в курсе, что вы приговорены. – Гена тяжко вздохнул и в очередной раз налил – и опять, сволочь, мастерскую норму. – Мне об этом можно не напоминать. И я понимаю, что вам глубоко до лампады, что станет с этим миром – пусть даже его взорвут в один присест, вам, наверное, не жалко… Но у вас есть возможность спасти кучу юных судеб. Юных жизней. Юных… ну, не знаю, чего там еще – юных, но спасти. Причем не абы кого, а тех пацанов, которых вы воспитали, научили всему, долгие годы вели за собой и показывали пример…

– Да хорош уже агитировать! – Федя не выдержал и, смущенно потупившись, поднял стакан. – Ты че, замполитом себя возомнил? Давай – за что там?

– За наших детей! – вполне надрывно и слезоточиво выдохнул Гена – дребезжащим голосом. – За детей, которых вы можете спасти. Если захотите…

Ы-гы-гы… Я еле сдержался, чтобы не расхохотаться Гене в лицо. Собственно, детей ни у кого из нас нет. Я сам, вообще-то, совсем недавно ощутил себя взрослым. Буквально в мае прошлого года. Однако, сами понимаете, грешно смеяться вслух над такими вещами. Тем более сказанными таким тоном. Можно ведь ненароком нанести смертельную обиду близкому человеку, озабоченному по самое «не могу».

– Ну, давай – за детей…

Приняли.

Закусили. Теперь уже с решетки – и, кстати, подозреваю – той самой сомнительной колбасой. Короче, ужас. Хе-хе… Икх! Ой…

– Попробовать-то можно, – размеренно жуя, подал голос Федя. – Был бы только толк от этого.

– Это точно, – легкомысленно поддержал я, прислушиваясь к своим ощущениям. Похоже, я опять был пьян, причем даже сильнее, чем до пугания мифического снеговика. Теперь меня уже не клонило в сон, но все вокруг кружилось и расплывалось, и я уже с трудом различал лица сидящих рядом людей – у меня даже стаканы троились, стоящие буквально перед самым носом. Что-то я недопонимаю: и на фига, спрашивается, было заставлять нас заниматься снежными процедурами? Впрочем, Гене виднее, я же говорю, он мастер.

– Ну так ты же в курсе по всему, – продолжил Федя. – Может, подскажешь, с чего начать?

Вот. Вот он, тот самый момент, который я упустил. Здесь еще можно было взять инициативу в свои руки, сказать, допустим, что есть пара идей, но надо все как следует обдумать на трезвую голову…

Но я, простите, был пьян как свинья. И на этот судьбоносный момент просто не обратил внимания.

– Подскажу, – уверенно заявил Гена – и опять разлил: правильно угадали, мастерскую норму – у меня хоть и троились стаканы, но я по «булькам» определил. – И начнем прямо сейчас.

– Это как? – удивился Федя. – Мы же пьяные.

– Вот проблема! – хмыкнул Гена. – Давай – за то, чтоб все получилось, да поедем.

– Куда?

– В Кузякино.

– А зачем?

– Да по ходу все увидите, – успокоил Гена.

– А ты что, можешь ехать в таком состоянии? – усомнился я.

– А ты что, сомневаешься?!

Эмм… Да, это точно: Гена может.

– Ну, раз так… Давай: за то, чтобы все получилось.

Кузякино – это небольшая деревенька, притаившаяся неподалеку от Второй Московской, сразу за сосновым бором. В стародавние времена здесь был лесхоз, однако наш медленно растущий промышленный городок постепенно его уничтожил. Так что в настоящий момент это всего лишь одно название и одна улица на два десятка домов, в которых доживают свой век егеря-пенсионеры. Очевидно, в ближайшем будущем Кузякино исчезнет, как и сотни других русских деревень, уступив место Третьей Московской или Четвертой Кизлярской, это уж как повезет. Но сейчас у нас есть уникальная возможность взглянуть на этот образчик уходящей натуры, и не праздного любопытства ради, а сугубо по делу: там живет дед нашего бывшего юнги и одноклассника Борман-Ромы – Женьки Скворцова.

Этот самый Женька Скворцов, или попросту Скворец, что для всех гораздо привычнее, – один из основных местных бомбистов. И – прав Гена – это наш пацан. Он вырос в «Патриоте», выправился – был ведь когда-то «трудным подростком», состоял на учете. А теперь, несмотря на юный возраст, «в авторитете», зарекомендовал себя как опытный и толковый следопыт-поисковик.

– А он что, сейчас там?

– Угу.

– А какого рожна он там делает, в то время как вся вменяемая молодежь вовсю «тусит» в городе? У его деда, наверное, даже телевизора нет.

– Без понятия. Но начиная с третьего числа он сюда катается каждый день. Как на работу.

– Так его что, «ведут», что ли?

– «Ведут»! – мрачно передразнил Гена. – Чтобы «вести», к «объекту» надо прицепить как минимум четверых сотрудников. Две пары. А у нас на каждого опера – с десяток вот этих ваших юных негодяев. В смысле, трое-четверо активных и пятеро-шестеро сочувствующих, а то и прямых пособников.

– Да уж… И как только твои парни в такой дикой обстановке работают?

– Спроси чего полегче! – в сердцах пробурчал Гена. – Скажи другое: вот не вовремя я ушел! Очень не вовремя. Они сейчас без меня буквально зашиваются…

Я на это ничего не ответил, но мою пьяную голову посетила странная и, наверное, совсем ненужная мысль. Ненужная во всех аспектах, потому что она – о ненужном.

Гену выкинули, а он продолжает на досуге работать старшим опером. У них в отделе все было построено на нем, он был капитаном буксира, медленно, но уверенно толкающего неподъемную баржу правопорядка вверх по реке всеобщего бардака и оголтелого раззвиздяйства, или, если хотите проще, ведущим игроком, а остальные члены команды обеспечивали его работу. И теперь он не чувствует себя вправе бросить свою команду, которая волей случая сразу после его ухода угодила в затянувшийся девятибалльный шторм.

А Федя – особо опасный преступник в федеральном розыске. Но он по-прежнему ощущает себя президентом клуба «Патриот». И продолжает переживать за всех своих питомцев, и чувствует за них ответственность.

Согласитесь, это маразм чистейшей воды.

Но они оба такие, Гена и Федя, ответственные, я бы даже сказал – государственные люди, и ничего с этим не поделаешь…