Джеффри Дивер - Собиратель костей

— …А потом быстро ушел. Но постоянно оглядывался, как будто проверяя, не следит ли за ним кто-нибудь.

«Интересно, зачем ему понадобилось там стоять? — размышлял Райм. — Смотреть, как умирает его жертва? Или это случилось чуть раньше, еще до того, как он закопал того мужчину, и он просто проверял, насколько безлюдно это место?»

— Он ушел оттуда пешком или сел в машину?

— Пешком. Мы проверили все ближайшие стоянки.

— И гаражи.

— Во всем районе. Но это место находится рядом с центром, где проводится конференция, поэтому там очень много парковочных площадок. Дежурные по стоянкам с улицы начинают размахивать оранжевыми флажками, указывая на въезд.

— Из-за конференции половина парковок была уже битком набита автомобилями к семи утра. У нас есть список номеров примерно девятисот машин.

— Надо их проверить, — Селитто лишь покачал головой.

— Этим уже занимаются, — тут же подхватил Беддинг.

— …Но мне кажется, что преступник не стал бы пользоваться такой стоянкой, где выдаются талоны.

Райм согласно кивнул:

— А что у вас есть по зданию на Перл-стрит?

Кто-то из близнецов, а может быть и оба сразу, ответили ему:

— Этот дом у нас в списке вторым. Мы как раз туда сейчас и направляемся.

Райм заметил, как Сакс нервно посматривает на часы, аккуратно сидящие на ее белоснежном запястье и никак не гармонирующие с красными истерзанными пальцами. Он тут же проинструктировал Тома, чтобы тот внес в их таблицу новые данные о преступнике номер 823.

— Вы хотите переговорить с тем парнем? — поинтересовался Бэнкс. — Ну, который живет возле железной дороги?

— Нет, я не слишком доверяю свидетелям, — напыщенно произнес Райм. — Я хочу заняться нашей непосредственной работой. — Он взглянул на Мела Купера. — Волоски, кровь, кость и деревяшка. Пожалуй, начнем с кости, — решительно заявил он.

Morgen [1] Утро (нем.). …

Юная Монелл Гергер открыла глаза и села на своей кровати с провисшей сеткой. Прожив в восточной части Гринвич-Виллидж уже два года, она так и не привыкла просыпаться рано утром.

Ее пышное тело инстинктивно потянулось вперед, к свету, и она тут же получила удар солнечных брызг по своим еще не до конца раскрывшимся глазам. Августовские лучи дневного светила оказались беспощадными к двадцатилетней красавице.

— Mein Gott [2] Боже мой (нем.). …

Из клуба она ушла в пять, домой попала только в шесть, а потом еще до семи занималась любовью с Брайаном…

Интересно, сколько же сейчас времени?

Она была уверена, что еще очень рано.

Прищурившись, Монелл взглянула на часы. Половина пятого дня.

— Не такое уж fruh morgens [3] Раннее утро (нем.). , в конце концов.

Выпить кофе или сначала заняться стиркой?

Примерно в это время она отправлялась в забегаловку к Доджо, где съедала сэндвич и выпивала сразу три чашки крепчайшего кофе. Здесь она встречалась с приятелями, которых знала по клубу, — такими же бездельниками, как и она сама.

И правда, в последнее время Монелл совсем запустила домашнее хозяйство. Она натянула мешковатую рубашку, скрывавшую ее крупные формы, и джинсы. Надев на шею сразу пять или шесть цепочек, девушка подхватила корзину с грязным бельем, сунув сверху пачку стирального порошка.

Монелл отодвинула три тяжелых засова, запиравших дверь, и спустилась по темной лестнице в подвал. Здесь она остановилась.

Irgendwas stimmt hier nicht. [4] Тут что-то не так (нем.).

Девушка почувствовала себя неуютно и обернулась, глядя в сторону лестницы и мрачного коридора.

Что же ее так насторожило?

Вот в чем дело! Свет! Лампочки в холле и в коридоре почему-то перегорели. Но когда она подошла поближе, то увидела, что лампочки отсутствуют вовсе. Эти чертовы дети воруют все, что попадается под руку. Она переехала в Дойче-Хаус лишь потому, что этот дом считался прибежищем немецких музыкантов и художников. На деле же он оказался обыкновенным запущенным и грязным домом без лифта и с явно завышенной квартирной платой, как, впрочем, и во многих других домах этого района. Единственным преимуществом была возможность ругаться с домовладельцем на родном языке.

Монелл двинулась дальше по направлению к мусоросжигательной печи, но здесь стоял такой мрак, что ей пришлось добираться туда, опираясь о стену, чтобы не споткнуться о кучи хлама, наваленного на полу.

Добравшись до нужной двери, она толкнула ее, и по открывшемуся перед ней проходу направилась в прачечную.

Где-то послышалось легкое шарканье подошв.

Девушка обернулась, но ничего, кроме неподвижных теней, не заметила. Сейчас до ее слуха доносились только отдаленный шум улицы да поскрипывание и вздохи старого дома.

Через темноту, мимо пустых коробок и сломанной мебели, под покрытыми жирной пылью кабелями Монелл продвигалась к прачечной. Лампочки отсутствовали и здесь. Неприятное чувство переросло в беспричинный страх, и она вспомнила случай, произошедший с ней в детстве. Они с отцом шли по узкой улочке, рядом с Ланге-штрассе, направляясь в зоопарк. Ей тогда было всего пять или шесть лет. Внезапно отец остановился и, схватив дочь за плечо, указал ей на мост, под которым, как он сказал, жил злобный и голодный тролль. Когда они возвращались обратно, он предупредил ее, что это место нужно миновать как можно быстрее. Паника, охватившая ее тогда и волной поднимавшаяся по позвоночнику, была сродни чувству, которое она испытывала сейчас.

Как глупо! Какие-то тролли…

Девушка продолжала идти по коридору, прислушиваясь к гудению какого-то электрического оборудования. Откуда-то издалека доносилась музыка.

В самой прачечной тоже было темно.

Ну, уж если лампочки выкрутили и здесь, придется возвращаться назад, подниматься наверх и стучать в дверь герра Найсхена до тех пор, пока он не соизволит ее открыть. Тогда уж она выскажет ему все: и про сломанные замки на парадной и задней двери, и про юнцов, целыми днями сосущих на веранде пиво, и заодно про отсутствие освещения в подвале.

Она зашла в помещение и повернула выключатель.

К ее удивлению, три ярких плафона залили прачечную ярким радостным светом. Здесь было грязно и пустынно. Монелл прошествовала мимо четырех стиральных машин, швыряя белое белье в одну, а цветное — в другую. Затем она отсчитала монеты, опустила их в щель приемника и потянула за рычаги.

Тишина.

Девушка несколько раз подергала за рычаг, потом ударила кулаком по корпусу машины, но это не дало никакого эффекта.

— Вот дерьмо! Что за проклятый дом!

Внезапно ее взгляд упал на электрический провод: какой-то идиот просто выдернул сетевой шнур из розетки. Она знала, чьих это рук дело. У Найсхена был двенадцатилетний сынишка, который и нес ответственность за все разрушения и неполадки в доме. Когда она в прошлом году попыталась пожаловаться на него отцу, этот маленький стервец чуть не ударил ее ногой.