Линкольн Чайлд - Лед-15

Салли вздохнул и покачал головой.

— Ладно. Как только вернется Гонсалес с оружием.

— А когда он вернется, у него может оказаться свое мнение по поводу ваших планов. — Вольф огляделся вокруг. — Остальные?

— Шутите? — спросил Хальс. — Чем быстрее я отсюда уберусь, тем лучше.

С разных концов столовой послышался одобрительный ропот.

Вольф посмотрел на Конти.

— Эмилио?

Конти не ответил. Все это время он молчал, сидя с отсутствующим видом.

— Эмилио? — снова спросил Вольф.

Конти вроде бы осознал, что к нему обращаются.

— Да?

— Вы готовы уехать через полчаса?

Конти моргнул и нахмурился.

— Я никуда не поеду.

— Вы не слышали приказ Гонсалеса? Он велит всем ехать на юг с грузовиком Каррадайна.

Продюсер по-птичьи дернул головой.

— Я должен закончить свой фильм.

Глаза Вольфа недоверчиво сузились.

— Прошу прощения? Никакого фильма больше нет.

— Вот тут вы ошибаетесь. — Конти едва заметно улыбнулся, словно в ответ на глупую шутку.

— Эмилио, Эшли мертва. И примерно через полчаса вся ваша команда покатит в сторону Фэрбенкса.

— Да, — пробормотал Конти. — Теперь все зависит лишь от меня.

Вольф раздраженно взмахнул рукой.

— Вы что, не поняли? У вас больше нет съемочной группы!

— Я все сделаю сам. По старинке, в классическом стиле. Как Жорж Мельес, Эдвин Портер, Алиса Ги Блаше. Фортнем, конечно, уедет со всеми.

Он посмотрел на Экберг.

Экберг поняла его взгляд, поняла, что он значит. Несмотря на все сказанное ею Маршаллу в оперативном центре, несмотря на непоколебимую преданность своему делу, ее окатила холодная волна страха. И все же она посмотрела Конти в глаза и еле заметно кивнула.

Старый шаман показал на груду оленьих шкур.

— Садись, — сказал он.

Хотя Маршалл и понимал, что время не терпит, он также вполне сознавал, что в этой беседе — к чему бы она ни привела — торопиться не стоит. Он сел.

— Как вы узнали, что я приду? — спросил он.

— Так же, как я узнал, что вы разгневали древних. Мой дух-хранитель сказал мне.

Шаман собрал разбросанные перед ним амулеты, сложил их в маленький кожаный мешочек и туго затянул шнурок.

— Куда ушли остальные?

Усугук простер ладонь, указывая на север.

— К нашим братьям у берега моря.

— К еще одному поселку тунитов? — спросил Маршалл.

Усугук покачал головой.

— Инуитов. Мы последние из нашего рода.

— Других тунитов больше нет?

— Нет.

Маршалл посмотрел на старика. Значит, все это правда.

— Когда они вернутся?

— Наверное, никогда. Жить у моря намного легче. Людей и так непросто было удерживать здесь с тех пор, как умерли их матери и отцы.

Маршалл немного помолчал, собираясь с мыслями. Трудно было поверить, что это печальное маленькое селение — последний следок некогда многочисленного народа. Возможно, и появление ученых на леднике, пускай временное, каким-то образом внесло свою лепту в процесс угасания целого племени, веками боровшегося за жизнь в столь суровом краю.

— Те метки, что вы начертали на снегу рядом с базой, — наконец сказал он. — Зачем они?

— Для защиты. Чтобы убедить курршука пощадить вас. — Шаман посмотрел гостю в глаза. — Но раз ты здесь, значит, они не сработали.

Маршалл снова заколебался. Несмотря на проделанный им долгий путь, он до сих пор не знал, с чего начать, и медленно выпустил из груди воздух.

— Послушайте, Усугук. Я хорошо понимаю, что мы уже доставили вам немало тревог и проблем, и мне очень жаль, что так получилось. В том нет нашей вины.

Тунит не ответил.

— Теперь проблемы у нас самих. Очень, очень серьезные. И я пришел сюда в надежде, что вы сможете как-то помочь нам.

Усугук молчал. Выражение его лица не переменилось.

— Гора, — продолжал Маршалл. — Та, которая, как вы говорили, является обителью зла. Мы кое-что там нашли, занимаясь своими исследованиями. Существо крупнее белого медведя, вмерзшее в лед. Мы… мы вырезали его изо льда. А теперь оно исчезло.

По сморщенным чертам шамана пробежала едва заметная тень ужаса.

— Мы точно не знаем, что это такое. Я могу лишь сказать, что оно уже сеет смерть.

К выражению ужаса на лице старика примешалась печаль. Облик шамана стал точно таким, каким Маршалл помнил его по их первой встрече.

— Зачем ты пришел ко мне? — спросил тунит.

— На той базе пятьдесят лет назад тоже работала научная группа. С ней случилась трагедия, большинство ученых погибли. Но мы нашли чей-то дневник со словами: «Туниты знают ответ».

Усугук сидел неподвижно, глядя в огонь. Маршалл ждал, не зная, говорить ему сейчас что-либо или молчать. Примерно через минуту шаман протянул руку, медленно пошарил среди ритуальных предметов и взялся за рукоятку некоего подобия бубна — узкого кольца диаметром около фута, с туго натянутой на нем кожей. Он начал медленно постукивать им о ладонь другой руки, с каждым ударом наклоняя инструмент то вперед, то назад и сопровождая размеренный ритм пением — сперва тихим, потом все более громким, заполнившим снежную хижину, перекрывая пыханье костерка. Через несколько минут пение стихло, и лицо шамана вновь стало умиротворенным. Отложив бубен, он развязал кожаный мешочек, сунул в него руку и достал два покрытых жиром шарика из мягкого материала, один синий, а другой красный. Примерившись, старик осторожно бросил их в огонь. Вверх взвилось облако двухцветного дыма с фиолетовым свечением по краям.

— Ташаят компок, — пробормотал он, глядя на дым. — Твоя воля.

Шаман явно обращался не к гостю. Маршалл с трудом подавил желание взглянуть на часы.

— Вам известно, что имел в виду тот ученый? — спросил он. — В плане того, что туниты знают ответ?

Усугук молчал, продолжая смотреть на огонь.

— Я знаю, что вы кое-что повидали, — продолжал Маршалл. — Судя по вашей безукоризненной английской речи. Если можете нам помочь, если хоть что-то знаете — прошу вас, скажите.

— Чем я могу помочь? Вы сами навлекли на себя тьму. Я уже сделал все, что необходимо. И проделал долгий путь — длиной в солнце, луну и солнце, — чтобы предупредить вас. Вы пренебрегли моими словами.

— Если это так, приношу свои извинения. Но мне кажется, что ужасная смерть — слишком высокая цена за нашу оплошность.

Усугук закрыл глаза.

— Круг, который вы начали, вам же и завершать. Даже смерть может быть совершенной.

— В смерти Джоша Питерса не было ничего совершенного. Если вам хоть что-то известно, пусть даже в незначительной мере — я прошу, помогите. Мы ведь такие же люди, как вы.

— Вы принадлежите миру земли, — произнес нараспев Усугук. — Я принадлежу миру духов. Когда-то, очень давно, я сам пресек свою жизнь. И не могу возвратиться.

Маршалл сидел молча, в глубоком раздумье. Наконец он откашлялся.