Полина Дашкова - Образ врага

Деннис достаточно хорошо изучил характер человека, за которым охотился почти десять лет. Он знал, Майнхофф в любовных связях крайне разборчив и осторожен, никогда не спит со случайными женщинами, со шлюхами и наркоманками из своей бандитской среды. Сколько раз к нему подсылали красоток-агентов, были среди них девушки всех национальностей, всех мастей, и ни одной не удалось затащить его в койку. Почти каждую быстро раскалывали, вытягивали всю информацию и убивали, иногда зверски, после долгих пыток.

Даже видавший виды бывший шеф Денниса полковник ЦРУ Майкл Стаут потерял самообладание, когда обнаружил в багажнике своей машины, припаркованной у штаб-квартиры в Стамбуле, растерзанный труп тридцатилетней Одри Лайн.

Одри была опытным и осторожным агентом, семь лет проработала в Турции, сама предложила операцию по внедрению в группировку турецких «Серых волков». Именно она сообщила о скрытых контактах руководства «Волков» с Майнхоффом. Об этих связях не знал никто. Было известно, что Майнхофф работал в основном с палестинцами, иногда с ирландскими республиканцами, имел контакты с итальянскими «красными бригадами». Но его турецкие контакты вскрылись впервые благодаря работе Одри Лайн.

Тогда, в восемьдесят седьмом, Майнхофф участвовал в разработке плана похищения главы миссии ООН в Стамбуле. Похищение должны были осуществить знаменитые турецкие «Серые волки». Одри успела передать эту информацию, и сразу, буквально на следующий день, — ее труп в багажнике. А главу миссии все равно похитили месяцем позже, и не в Стамбуле, а в Каире…

В общем, женщины никогда не были слабостью Карла. В бандитской среде принято менять подруг. Но рядом с Майнхоффом многие годы была одна-единственная. Инга Циммер.

Верная Инга сопровождала его повсюду, участвовала во многих операциях, пару раз спасла ему жизнь, готова была растерзать за него кого угодно. Никаких соперниц Инга не терпела. Говорили, что именно она раскалывает красивых агенток разных спецслужб и сама допрашивает их.

Про эту худенькую, очень светлую блондиночку с прозрачной кожей и ясными бледно-голубыми глазами ходили слухи не менее страшные, чем про самого Карла.

Пятнадцать лет назад, когда Майнхофф учился в России, в аспирантуре Института международных отношений, Инги с ним не было. Она лечилась от наркомании в берлинской клинике. Мог он, оставшись без присмотра, завести себе подружку? Разумеется. Неужели этой подружкой оказалась Алиса Воротынцева? Почему нет? Ей было всего двадцать. А он не был еще тем Майнхоффом, которым стал сейчас.

Сочи, июль 1983 года

— Я никогда не научусь плавать, отстань! — кричала Алиса, отбиваясь от сильных рук Карла, когда он пытался затащить ее на глубину.

Она могла проплыть по-собачьи при полном штиле десяток метров, но ей надо было непременно знать, что дно близко, под ногами.

— Ты же умеешь держаться на воде, этого достаточно. Да не брыкайся ты так! Плыви спокойно, не трать зря силы.

— Все, хватит, мне здесь выше головы!

— Я держу тебя!

— Нет! Отпусти, отстань!

Она вырывалась, выбегала на берег, а он уплывал на глубину. Ей нравилось, лежа на горячих камнях, смотреть, как он выходит из воды и солнце светит ему в спину, четко очерчивая силуэт.

После пляжа они играли в теннис или просиживали по три часа над шахматной доской на большой деревянной веранде, и Алиса всякий раз обижалась всерьез, если проигрывала.

На ночной дискотеке лихо отплясывали рок-н-ролл. Карл был отличным партнером, легко двигался, совершенно не уставал, Алиса тоже могла танцевать бесконечно.

В первый вечер после дискотеки они спустились к морю, вокруг не было ни души, и Алиса загадала:

«Если он сейчас попытается меня поцеловать, ничего не будет у нас. То есть будет легкий быстрый роман, который ничем не кончится. Мы больше никогда потом не увидимся. А если…»

Она не стала загадывать, что будет, если он не попытается ее поцеловать. Просто не стала, и все.

Он не притронулся к ней. Они сидели на остывших камнях, слушали шорох ночного спокойного моря и тихо разговаривали. Потом он проводил ее до корпуса.

На четвертый день знакомства они отправились с утра в горы, к водопаду. Тропинка была крутой, узкой, резиновые подошвы спортивных тапочек скользили по мелким камушкам. Влажная ткань футболки неприятно липла к обожженной коже. Алиса даже не успела заметить, когда получила солнечные ожоги. Вроде бы старалась не жариться на солнце, но плечи и спина стали красными и теперь ныли нестерпимо.

День был тяжелый, душный. Жесткие листья кустарника вдоль тропинки не шевелились, птицы молчали, подрагивал густой раскаленный воздух, дышать становилось все трудней.

— Смотри под ноги, в таких местах водятся гадюки, — сказал Карл.

— Я знаю. Слушай, может, вернемся, пока не поздно? Скоро начнется гроза. Алиса остановилась, балансируя на одной ноге, стянула тапочку, чуть не упала.

— Что случилось? — Карл подхватил ее за локоть.

— Камушек острый попал.

— Больно?

— Нет.

— Ты правда хочешь вернуться? Боишься грозы?

— Вымокнем до нитки, а потом придется скользить по грязи. Ливень размоет тропинку. — Она обулась, опираясь на его плечо.

— Ты сказала, что покажешь мне водопад. Представь, как это красиво водопад и ливень.

— Красиво, — кивнула она, — только очень уж мокро.

Он держал ее руку в своей, не отпускал, сжимал пальцы почти до боли. Потом внезапным резким движением поднес к губам. Жесткие усы защекотали ладонь. Он провел ее рукой по своему лицу.

— У тебя такие тонкие пальцы… Знаешь, как определить, чистая у человека порода или есть примеси?

— Знаю, — Алиса высвободила руку, — по форме хвоста, по густоте подшерстка, по толщине лап в щенячьем возрасте. Слушай, почему ты все время придуриваешься?

— Мне нравится тебя злить. Тебе очень идет, когда ты злишься.

Огромная, чернильно-лиловая, с коричневатым отливом туча разбухала, заполняла небо, пожирала куски ослепительной голубизны, добралась до раскаленного солнечного диска и словно поперхнулась, зашлась утробным громовым кашлем. Зашумели верхушки лиственниц, озоновый холодок ударил в ноздри.

Оскользаясь на крутой тропинке, они добежали до поляны. На краю чернел полуразвалившийся сарай, от него шла дорога к маленькому поселку. Едва они оказались под крышей, хлынул ливень. Ветер бил в гнилые стены, казалось, ветхий домик сейчас развалится.

Ливень перешел в град.

Пол в сарае был земляной, кое-где прорастала трава. У стены валялось несколько нетесаных занозистых досок. Карл стал деловито сооружать из них что-то вроде скамейки, положил одну на другую, снял рубашку, расстелил сверху, сел, вытянув ноги.