Полина Дашкова - Образ врага

— Ясненько, — кивнула докторша, — сделаем.

Видеокамера в маленькой комнате при отделении полиции аэропорта Бен-Гурион была вмонтирована высоко, под самым потолком. В эту комнату обычно приводили задержанных, подозреваемых в перевозе наркотиков, иногда их оставляли одних в закрытом наглухо помещении, как бы давая шанс что-то быстро перепрятать или уничтожить. Задержанные, словно утопающие, отчаянно хватались за эту соломинку, но камера в потолке фиксировала каждое движение.

Майор МОССАДа Аркадий Кантор использовал специальное помещение и видеокамеру в иных целях. В случае с гражданкой России Воротынцевой Алисой Юрьевной речь шла вовсе не о наркотиках. Надо было провести сложный допрос, требовалось понять психологические реакции, отделить правду от лжи, уловить оттенки чувств и эмоций. Следовало заснять ее лицо крупным планом, но расположение камеры такой возможности не давало. Алиса и Максим получились нечетко. Лиц не видно, только головы, плечи и колени.

— Вполне можно было обойтись звукозаписью, — заметил полковник МОССАДа Яков Берштейн, просмотрев пленку на большом экране в своем просторном кабинете, — мимика здесь не видна, проанализировать психологические реакции невозможно. А фотографий ее у нас и так есть в достаточном количестве. Но вообще, Аркадий, надо сказать, чтобы там вмонтировали камеру как-то иначе. На всякий случай.

— Да, конечно, они послушают, — хмыкнул Кантор, — не наше помещение, у нас там права птичьи. Они трясут в своей каморке наркоманов, им нужен глаз под потолком.

— Ладно, черт с ней, с камерой. Пусть торчит где угодно. Так почему ты не спросил Воротынцеву про американца? Если я тебя правильно понял, весь твой хитрый план с задержанием на шоссе и штрафом был направлен именно на разговор об американце. Кстати, скажи, пожалуйста, а что бы ты стал делать, если бы она не порвала квитанцию и заплатила штраф?

— Исключено, — покачал головой Кантор, — ни один нормальный человек в такой ситуации платить не станет.

— Однако ты бы отлично выглядел, если бы она оказалась ненормальной и заплатила, — ехидно заметил полковник.

— Ну, я и так выглядел отлично, — засмеялся Кантор, — я честно, вежливо извинился перед возмущенной женщиной. Бюрократический абсурд существует в любом государстве, и в России его не меньше, чем в Израиле. А про американца я раздумал спрашивать, когда ребенок назвал имя Сергея Бренера. Я-то ждал, что она попытается связаться с Вилли Барретом, я не сомневался, что она обратится именно к нему. Больше-то не к кому. А тут — бабах, Сергей Бренер! Хотел бы я посмотреть, какое было бы у вас лицо, полковник, если бы вы оказались на моем месте.

— Удивленное, — рассмеялся Берштейн, — у меня было бы ужасно удивленное лицо. Хорошо, что я не оказался на твоем месте. Ты у нас ведь артист, небось и бровью не повел.

— Я понял, что ее больше ни о чем нельзя спрашивать, надо срочно отпускать. С извинениями. — Аркадий Кантор уселся на ручку кресла и принялся пощипывать короткие жесткие усы. — Там двое в самолете ее ведут и в Москве будут вести очень плотно. Но знаете, сегодня утром я получил ответ от нашего агента из Москвы. Воротынцева Алиса Юрьевна в восемьдесят третьем году была завербована КГБ. Вербовал ее майор Харитонов.

— Хорошие новости, — полковник тихо присвистнул. — Ей было двадцать, чем она занималась в то время?

— Училась в архитектурном институте. Информация получена из спецкартотеки Лубянки, часть которой три года назад удалось перекачать в компьютер, доступный нашему агенту. Там зафиксирован факт согласия на сотрудничество, число, подпись, фамилия и звание вербовщика. Все.

— В те годы пытались вербовать каждого десятого советского гражданина, особенно из интеллигенции, из студенческой среды, — заметил полковник, — но из тех, кто давал согласие, далеко не каждый добросовестно стучал. Бывало, вербовка носила случайный, формальный характер. Мне приходилось ловиться на эту удочку не раз, когда я работал с делами эмигрантов из бывшего Союза.

— Да, но обычно в картотеке имеются какие-то дополнительные данные. Причины вербовки, предполагаемый характер информации. А здесь — ничего. Кантор сполз с подлокотника в кресло, откинулся на мягкую спинку, прикрыл глаза. — Беда в том, что я послал запрос на нее три дня назад, когда был зафиксирован ее контакт с американцем. А ответ пришел только сейчас.

— Ну и что? Не вижу в этом никакой беды.

— Мои люди вели ее как профана, а не как профессионала.

— Понятно, — кивнул полковник, — и тебе кажется, она засекла наблюдение?

— Не знаю. С этой Воротынцевой я вообще ничего не могу понять. Первый шок у меня был ночью, когда ребенок выпалил имя Бренера, а она спокойно подтвердила факт своего давнего знакомства с сыном профессора. Именно тогда я и заподозрил, что она вовсе не пешка, а ферзь в этой игре. Мне даже пришло в голову, что не я ее прощупываю, а она меня.

— А тебе не пришло в голову, что профессионал не стал бы переть напролом и так рисковать? — улыбнулся полковник.

— Какой же здесь риск?

— Ну, предположим, связался бы ты с Сергеем Бренером, а он никакой Алисы Воротынцевой не знает, не помнит, в глаза не видел.

— Она подчеркнула, что они не виделись двадцать лет. Вот вы, например, можете навскидку, прямо сейчас, вспомнить кого-то, с кем двадцать лет не виделись?

— Сразу не смогу, но, если подумаю, вспомню.

— Сергей Бренер тоже вспомнил. Причем моментально, — усмехнулся Кантор, я связался с одним из моих людей, работающих в охране семьи. Он придумал совершенно нейтральный повод, упомянул в присутствии Бренера ее имя. Тот заволновался, стал спрашивать, где она? Можно ли ее найти как-нибудь? Оказывается, они выросли в одной квартире, ходили в один детский сад, в одну школу. В общем, трогательная и совершенно невинная история. Подстроить, договориться заранее в такой ситуации просто невозможно. А для простого совпадения это как-то слишком сложно.

— Похоже, не мы первые уперлись в этот тупик, в правдивую и трогательную историю о детской дружбе, — усмехнулся Берштейн. — Между прочим, если бы ко мне четыре дня назад не поступили сведения, что агентура ЦРУ в Москве интересовалась в голландском посольстве старым московским адресом Бренера, мы бы так и прозевали американское вмешательство в операцию. Вот теперь кое-что сходится, а то я ломал голову, зачем здешнему резиденту адрес коммуналки, из которой Бренеры уехали двадцать лет назад?

— То есть, вы считаете, Воротынцева озадачила покойного Шервуда точно так же, как меня?

— Ну а с какой стати его куратор срочно запросил московский адрес Бренера?

— Однако они вряд ли успели узнать, что Воротынцева была завербована КГБ.