Майкл Ридпат - Невидимое зло

Я снова покачала головой.

Незнакомец улыбнулся:

— Думаю, что вам захочется воды прежде, чем мы закончим. — Он подошел к двери и крикнул что-то человеку по имени Илайя.

Потом он снова сел на бочонок и принялся пристально меня разглядывать через стол.

— Зачем вы сюда меня привезли? — спросила я.

— Поговорить.

— Но зачем было устраивать такое похищение? И кто вы, наконец?

Вошел человек с пластиковым стаканом воды, тот самый, что надел на меня мешок и ударил в живот. Полицейский дождался, пока он выйдет.

— Я член «Лагербонда».

— За что вы меня задержали? Вы не можете так поступать! Я американская гражданка. Я хочу поговорить с кем-нибудь из консульства США. Вы знаете, кто мой муж?

Член «Лагербонда» улыбнулся:

— Я отлично знаю, кто ваш муж, миссис ван Зейл. Поэтому-то вы и здесь. Что касается консульства — что ж, вы можете требовать всего, что хотите. Однако хотя мы с друзьями и работаем на правительство, но сейчас мы действуем неофициально.

— В таком случае отпустите меня!

— Я хочу, чтобы вы рассказали все, что вам известно о «Лагербонде».

— Я ничего не знаю о «Лагербонде». И никогда о нем не слышала.

— Ну же, я знаю, что это неправда. Пожалуйста, ответьте на мой вопрос.

— Я уже ответила. Я никогда не слышала о «Лагербонде».

— Я могу вас заставить ответить мне.

— Нет, не можете, — глупо заявила я.

При этих словах полицейский улыбнулся:

— Я даже не смогу припомнить, сколько за эти годы десятков, сотен людей рассказали мне все, что я хотел знать. Вы тоже расскажете.

— Вы не станете меня пытать. — Я хотела, чтобы мои слова прозвучали уверенно, но получился полувопрос.

— Этого не потребуется. — Он наклонился ко мне. — В этом действительно нет необходимости. То есть если придется, я, конечно, смогу, но мы с вами оба знаем — то, что вы пытаетесь скрыть, не так важно. Во всяком случае, для вас. Я мог бы заставить вас предать вашу собственную мать, вашего мужа и даже, — он помолчал и тут же улыбнулся, — вашу дочь. Это займет немного времени, меньше часа. Но я не хочу этого делать. Я всего лишь хочу, чтобы вы рассказали мне нечто не имеющее непосредственно к вам никакого отношения. Это не ваше дело и не должно вас волновать.

— Вы не посмеете меня пытать! — заявила я. — Мой муж — влиятельный человек, и дипломатические последствия будут обязательно.

— Я хочу вам показать несколько фотографий, — сказал он. — На них вы узнаете Илайю — человека, который вас привез сюда. И хотя на них вы не увидите моего лица, но сможете узнать эти руки. — Он протянул вперед свои мясистые ладони и несколько раз сжал и разжал кулаки. — И можете узнать еще кое-кого.

Он открыл конверт и вытащил около двадцати снимков, которые положил перед собой на стол и перевернул первую фотографию. Она оказалась черно-белой, на ней было искаженное ужасом лицо чернокожего, еще совсем юного. Глаза широко раскрыты, зубы обнажены — я никогда не видела во взгляде столько страха.

Другая фотография. На этот раз чернокожая женщина лет двадцати. Снова страх, но не просто страх, а леденящий душу ужас.

— Запомните эту фотографию, вы увидите эту женщину позже, — заметил полицейский.

Мне надо было закрыть глаза, но я не смогла отвести от снимков взгляда и продолжала смотреть.

На следующей фотографии была разодранная в лоскуты спина мальчишки лет десяти. Рядом стоял Илайя с кнутом из кожи носорога. Другие снимки. Мужчин, женщин, детей: обнаженных, залитых кровью, истерзанных и сломленных. А потом лицо той женщины, которую я уже видела, уткнувшееся в пол и с невидящими глазами.

— Я просил вас запомнить эту женщину, — произнес полицейский.

Думаю, что тогда я начала всхлипывать, но по-прежнему не могла оторвать взгляда от снимков. Белый человек, которого избивали цепями. Руки, державшие цепь, были теми же, что держали фотографию. Обнаженный белый человек на полу. Мертвый.

— А это не?..

— Да, он самый, — подтвердил полицейский. — Я так и думал, что вы его узнаете.

Это был преподобный Том Кеттеринг, активист ОДФ, которого нашли убитым два года назад в Соуэто. Власти тогда заявили, что он пал жертвой одной из пригородных банд. Только это была неправда.

— Это были вы?

— Вы узнали руки? — спросил незнакомец. — У мистера Кеттеринга были влиятельные друзья в Соединенных Штатах, не так ли? Я бы даже сказал, что более влиятельные, чем у вас, верно?

— Вы же не поступите так со мной?

Полицейский улыбнулся:

— Это целиком зависит от вас. Я могу, если хотите. Да, я хочу показать вам еще одну фотографию. — Он вытащил последний снимок. На нем была Кэролайн! Она болтала с подружками на школьном дворе. Мужчина потянулся к пачке со снимками, вытащил фотографию десятилетнего мальчика с разодранной спиной и положил ее рядом со снимком Кэролайн.

Это стало последней каплей. Я разрыдалась. Я боялась за себя и за Кэролайн, но дело было не только в этом — я оплакивала всех людей на этих снимках, всех, кто пал жертвой этого чудовищного режима и сидевшего передо мной монстра.

Он подождал, пока я немного успокоюсь.

— Хорошо. Вернемся к моим вопросам. Что вы знаете о «Лагербонде»?

Я рассказала ему, конечно. Правда, особо делиться было нечем. Я рассказала, как залезла в машину Дэниела Хавенги, о записке, где шла речь о Нелсе, и призналась, что я видела список членов «Лагербонда». Последнее его встревожило. Он несколько раз спросил, не забирала ли я список, и я каждый раз отвечала, что нет. Потом он спросил, какие имена я запомнила. Я назвала имена наиболее известных генералов и политиков, которые были на слуху. Потом упомянула Виссера, Хавенгу и еще пару имен. При фамилии Молман, которую я запомнила, потому что она показалась мне смешной, его глаза блеснули. Держу пари, что это он и есть.

Он ни разу не спросил, не переписала ли я имена, поэтому я ему ничего про это не сказала.

Он спрашивал, с кем я говорила о «Лагербонде». Я упомянула Джорджа Филда, Нелса и Зан и поклялась, что ничего им не рассказывала, хотя, думаю, Нелс и так все о них знал.

Наконец вопросы кончились.

— Благодарю вас, миссис ван Зейл. Это было совсем не трудно, правда? — проговорил полицейский. — Я знал, что никакой необходимости прибегать к физическому насилию не будет.

Я промолчала, опустив голову, стыдясь, что меня удалось так легко сломить, когда все эти люди, которых я видела на фотографиях, держались до конца.

Полицейский, казалось, прочитал мои мысли.

— Вам совершенно нечего стыдиться. Уверен, что вам было бы намного сложнее, если бы пришлось защищать кого-то из близких.

— Что вы имеете в виду?

— Например, вашу дочь.

— Вы не тронете Кэролайн!

Он нетерпеливо вздохнул:

— Конечно, мы не тронем Кэролайн. Потому что вы никогда и ни с кем больше не будете говорить о «Лагербонде». Даже со своим мужем. Это так?