Татьяна Степанова - Царство флоры

— А я вообще о нем не жалею, – заявил брат. – Убили, и поделом, больше бы с мразью своей уголовной дела имел. Какой крутой нашелся, блин! Вот нашлись и покруче.

— Не жалуете вы родственника, ох не жалуете.

— А чего его жаловать? Ваши-то приехали с милиции, так первые вопросы – где сидел, когда освободился? Родственничек! Да вообще, если хотите знать, он вот ее – сестру мою – изнасиловал. Она только школу кончила, в магазин устроилась продавщицей, а он – гад такой… Да его за одно это пристрелить надо было! Еще тогда, раньше! До свадьбы!

— Ну и?

— Что – и?

— В тот вечер там, в кустах за забором, не вы ли, гражданин Лапин, воплотили эту идею в жизнь?

— Чего-чего?

— Ничего. Стрелять умеешь? В армии служил?

— Служил. А к чему вы клоните?

— К тому и клоню – к отсутствию скорби по покойнику.

— Да вы что, коки, что ли, нанюхались? Митька обвинять, что он Аркадия моего прикончил? Совсем уже! Во менты – совсем оборзели! – Вдова топнула ногой. – Ну, вы даете! Не убивал он никого. Он вообще у девчонки своей в Рязани был, я его срочно сюда на похороны вызвала.

— Ладно, не кричите, гражданочка. Я никого пока ни в чем не обвиняю, – сказал Колосов примирительно – и правда, не препираться же с кормящей матерью. – Я вот по какому вопросу. Меня ваши ворота автоматические интересуют.

— А при чем тут наши ворота?

— Как установлено, в тот вечер, когда были убиты ваш муж и гражданин Бойко… А вы хорошо знали гражданина Бойко – Арнольда?

— Он у нас постоянно торчал. Они с Аркадием вечно вместе были. Арнольд его всюду сопровождал, таскался за ним как привязанный. Глаза б его мои не видели.

— Неуживчивый имел характер?

— Дерьмо он полное. За мной следил, когда я в Москву ездила, – Аркадий его посылал. Потом ему все докладывал, где я была.

— Ваш муж был лучше?

— Он… в общем-то, он мужик незлой. И ко мне добрый был. Не всегда, иногда… Денег никогда мне не давал. Но вещи покупал, не отказывал. Ребенка очень хотел, сына. Не родила б я, бросил бы меня, конечно, бросил, другую себе бы нашел. А при чем тут я, когда он сам не мог так долго?

— К вашему мужу приезжали… скажем так, знакомые по прошлым делам?

— Приезжали. Хотя сюда редко. С кем надо, он в ресторанах встречался.

— О делах его вам что-нибудь известно?

— Никаких своих дел он со мной не обсуждал. Не моего ума это – говорил.

— Вообще-то правильно. От таких дел лучше подальше, Анастасия Павловна. Но может быть, все же чем-то делился с вами? Может, кто-то ему угрожал, а? Враги у него были?

Вдова пожала плечами. Младенец на ее руках снова закряхтел. Потом заскрипел, потом начал покрикивать.

— Давайте быстрее, Игореха голодный!

— Вернемся к воротам. Они в тот вечер отчего-то не открылись. Автоматика не сработала.

— Я в этом не разбираюсь. И потом, я же сказала – меня не было, я в роддоме была.

— Я знаю, почему они не открылись. Там щепка была забита, – подал голос ее брат Митек.

— Куда забита?

— А вон там, в паз, сбоку. Я приехал – ворота настежь, их ваши-то из милиции, когда все осматривали, открыли. А закрыться они не закрывались. Ну, я все проверил, хотел сам починить, я электрик, гляжу – там щепка здоровенная. Я ее вытащил, выбросил. Но все равно мастера надо вызывать. Система сбита напрочь.

— Не врешь, парень?

— Чего мне врать-то? Я еще удивился – какая сука это все сделала, ворота сломала.

— Вам обоим придется приехать в областную прокуратуру, – сказал Колосов.

— Когда?

— Когда следователь вызовет. А с оформлением наследства не тяните. Наследство у вас – ого-го. Богатая женщина твоя сестра, Митек.

— Вот кто у нас богатый, – Суслова гордо показала Колосову сына. – Вот он, Игорь Аркадьевич. А я… а мы с братом ему опекуны. И пусть только кто-нибудь из этих… из этой ихней мафии посмеет тронуть моего сына.

— Идем, покажешь, где щепка была в воротах, – сказал Колосов ее брату. – А насчет «ихней мафии» – это так, к слову, Настя? Или сведениями какими все же располагаете?

— Отстаньте вы от меня. Мне Игоряху надо кормить, – отрезала вдова.

А тем временем далеко от Москвы в ворота охотхозяйства, чьи угодья располагались в знаменитом Евпатьевском лесу, что в ста километрах от славного города Владимира, въезжал джип «Мицубиси Паджеро». Вот совпадение – точно такой же черный, траурный близнец того, что навеки потерял своих хозяев у ворот особняка в подмосковных Больших Глинах.

В джипе звучала музыка, и мальчишечка пел в магнитоле тоненьким голоском про «Суку-любовь». За рулем сидел тот, кого в Евпатьевском охотхозяйстве хорошо знали. А старший егерь по прозвищу Мазай так и вовсе любил пылко и преданно за широту и редкую щедрость, порой граничащую с транжирством.

— Марат Евгеньич, дорогой ты мой! Что ж так-то, без звонка? Мы и не ждали тебя вовсе. Я бы баньку протопил! – вопрошал он, раскрывая ворота, тычась в открытое окно джипа, за рулем которого сидел Марат Голиков – мужчина симпатичный, неженатый, свободный, небедный, атлет, спортсмен, заядлый охотник, дайвер, парашютист, каратист, знаток гражданского, уголовного и административного законодательства, почитатель самурайского кодекса «Бусидо» и сочинений Кастанеды.

«Сука-любовь» в магнитоле не убавляла громкости. Марат устало-приветливо улыбался Мазаю. И тут же морщился, кривил красивое, гладковыбритое лицо, – прямо на въезде в ворота в нос шибала огромная куча навоза, который еще в мае егерь Мазай привез для своего огорода, но пока так и не разбросал на грядки.

— Все пьешь? – по-свойски поинтересовался Марат.

— Что ты, Марат Евгеньич? Когда? Вчера клиенты, позавчера и третьего дня. Тока-тока съехали, унес черт. Ты-то как же это без звонка, не предупредив?

— Так вышло. Я ненадолго, денька на два.

Голиков не сказал егерю, что все получилось вполне спонтанно и неожиданно. Просто необходимо было срочно покинуть Москву, уехать на время, вырваться из ее крепких, душных объятий.

— Жара какая. Дождей тут у вас не было? – спросил он, выгружая из машины спортивную сумку и охотничьи карабины в чехлах.

— Ни слезинки, ни мокринки. Да ты в дом-то проходи, еще вещи какие есть?

— Нет. Вот сумку возьми. А я только матери позвоню.

Мать, Александра Арсеньевна, была ему единственным близким человеком. Вот так и бывает – тридцать семь лет, атлет, плейбой, мечта любой женщины, а по существу, кроме матери, никого. Звонок, гудки, гудки… Александры Арсеньевны дома не оказалось. Марат давно жил отдельно от матери, в своей собственной квартире – просторной, декорированной по собственному вкусу. Мать его редко навещала, а вот он – наоборот. Не проходило недели, чтобы он не заглянул к ней. Продукты и лекарства приносила матери приходящая домработница, которую нанял и оплачивал он сам, поэтому на его долю оставались только подарки, приятные сюрпризы – коробка конфет, духи, торт или же цветы. Александра Арсеньевна обожала цветы, и Марат дарил их ей так же щедро, как дарил егерю Мазаю свою ношеную фирменную одежду и давал на водку.