Татьяна Степанова - Царство флоры

— Нам сюда, – Анфиса уверенно повела Катю в глубь модного дворика, свернула в темную нишу и позвонила в дубовую, отделанную бронзой дверь. Дверь открылась. Швейцар – молодой красавец спортивного вида с темными волосами до плеч – окинул их внимательным взглядом:

— Вы, девушки, одни? В первый раз?

— Мы во второй. У нас тут встреча с подругой назначена, – не моргнув глазом, соврала Анфиса. – Кларета Сорвино.

— Кажется, госпожи Сорвино сегодня здесь нет.

— Значит, она приедет позже. Ведь Фанни уже здесь, в баре?

Красавец швейцар распахнул дверь, и они вошли. Сумрак, серебристая завеса в виде «дождя», унизанная хрустальными шариками. Аромат восточных курений. Слабая музыка, совсем слабая, еле уловимая – издалека…

— А кто такая Кларета Сорвино? – шепотом спросила Катя.

— Итальянка, стилист, самая известная лесбиянка Москвы.

— Это что за клуб, Анфиса? Ни вывески, ни рекламы?

— Это «Сто сорок по Фаренгейту», – ответила Анфиса. – Здесь чисто женское заведение. Вывеска им не нужна, свои и так в курсе. А для не своих, как и для мужиков, вход сюда воспрещен.

— А ты…

— А я тут бывала как раз в качестве папарацци. За такие фотки знаешь сколько платят? Ну, и малость нахваталась ихнего сленга.

Они вошли в уютный зал, декорированный в «серебряно-зимней» гамме.

— Это «Королева снега», – шепнула Анфиса. – Тут нашей стервы нет, тут вообще никого особо интересного сегодня нет. Или погоди… вон, видишь, на диване сидит курит – в черную кожу вся затянута. Это Fishka. Так ее тут называют. Знаешь, ей сколько стукнуло? Пятьдесят пять точно. А смотри, как выглядит. Больше тридцати пластических операций у нас и за границей. Три мужа в прошлом, сеть косметических салонов в текущем. Тащится от студенток-первокурсниц. Сейчас двух на свои деньги содержит, учит, обеспечивает полностью. Вон они, смотри, ползут к мамочке.

На затянутом серебряной парчой диване Катя увидела худую брюнетку в темных очках и кожаном комбинезоне от Версаче. На шее у нее было ожерелье в виде золотой цепи, такие же цепи-браслеты, как кандалы, опутывали худые запястья. Возле нее нога на ногу развалились две совсем молодые девицы – платиновые блондинки в открытых топах и белых шортиках, в ковбойских шляпах и грубых ковбойских сапогах. Они о чем-то весело хихикали между собой.

— И тут не аншлаг, – хмыкнула Анфиса. – Пойдем-ка наверх, тут все как-то блестит, сверкает, глазам больно. Наверху потише, там кальяны курят, и вообще там большая расслабуха.

— Чем вас угостить? – К ним подошел молоденький официант, одетый под «боя» старинного отеля (красная курточка, лосины, кокетливо сдвинутая на ухо шапка посыльного).

— Нас ждут наверху. Мисс Фанни, – Анфиса кивнула на винтовую лестницу. – Нам принесите джина со льдом и… ментоловые сигареты.

— Мисс Фанни сегодня с подругой, – ответил официант.

— Тут бывают шоу. Иногда приглашают стрип-команду откуда-нибудь из «Красной шапки» или «Эгоистки», но чаще иностранцы-стриптизеры гастролируют, – шепотом рассказывала Анфиса. – В основном поляки да чехи. Шведы бывают. И шведки тоже. Но тут не как в тех бабских клубах. Там на мужиков ходят, а тут так просто, для разогрева. Тут в основном знакомятся, понимаешь? Общаются, пары ищут, меняются партнершами. В общем, живут.

— Но Фаина… У нее ведь столько поклонников, ты сама говорила. Я думала, она женщина-вамп, роковая… Бойко-Арнольд, потом этот адвокат Марат Голиков, покойный, они же ночь вместе провели вчера, – шепнула Катя.

— Это ничего не значит. Цветы, подумаешь! Да она сама цветы пошлет кому хочешь, только не Марату, не Арнольду и не какому-то там Пал Палычу, а какой-нибудь Анюте-синеглазке или Рите-Маргарите.

— Ты хочешь сказать, что она…

— Она Нарцисс, – Анфиса погрозила пальцем. – Ей все до лампы. Только с мужиками она на работе, средства для жизни безбедной из них, дураков, добывает, как насосом выкачивает. А тут она отдыхает. Это все, – Анфиса сделала жест рукой, – ее свободное время. Меня вот что интересует – знает она о смерти своего адвоката? Неужели знает и все равно сюда поперлась?

— А может быть, она еще не подозревает ни о чем.

В квадратной комнате с низким зеркальным потолком и мраморным полом, застеленным турецкими коврами, стояли тоже сплошь красные диваны с подушками, низкие мавританские столики и несколько кальянов. В углу сидели две молодые женщины – обе в джинсах и черных футболках. У одной – помоложе, покрепче – на футболке был изображен команданте Че, у другой красным размашисто было написано «Fake». В ней Катя и узнала женщину из журнала – Фаину Пегову. Выглядела она бледной и усталой, лицо почти совсем без косметики, темная челка, упавшая на лоб. Она курила и щурилась от дыма. На столике перед ней стоял недопитый бокал. Нет, совсем не такой Катя представляла Фаину Пегову в роли столичной дивы-лесбиянки в клубе «Сто сорок по Фаренгейту».

Ее молодая спутница, судя по виду, была сильно пьяна. Она неумело возилась с кальяном. То вставляла себе в рот серебряный мундштук, то с гримасой буквально выплевывала его. Команданте Че на ее груди как-то морщился, кривился. Было видно, что и ему кальян не по вкусу.

— Фаина, добрый вечер, я Катя. – Катя решила не медлить. Иначе надо было бы уйти, покинуть этот кальянный зал, не рассчитанный на посторонних.

— Доброй ночи, привет. – Фаина улыбнулась. Она тоже была под градусом, и от этого, наверное, так кротка.

— Фаина, я вас искала. Мне нужно с вами поговорить. Это очень важно. – Катя хотела было сесть на кожаный пуф напротив, но…

Спутница Фаины внезапно сильным ударом ноги опрокинула пуф набок.

— Ты кто такая? – прошипела она сквозь зубы. – Ты чего сюда приперлась? Чего лезете? Не видите, тут занято.

— Аличка, радость моя, – Фаина взъерошила подруге светлые волосы, – ты что на девочек кидаешься, как…

— Как собака твоя? – Аля поднялась. (Позже Катя узнала, что имела дело в тот вечер с Алевтиной Ойцевой – так значились имя и фамилия фигурантки в рапортах наружного наблюдения.) – Собака, радость моя, не просто кидаться должна, а за горло сразу… за горло… – Она стиснула кулаки. – Чего надо, я спрашиваю?

— Я хотела бы поговорить с Фаиной. Желательно наедине. – Катя, хотя ей стало ой как неуютно, решила идти до конца.

— Ах, наедине? – Аля криво улыбнулась. – Ты что, недоразвитая, офигела, что ли? Мне, значит, вон, а ты останешься с ней? Радость моя, мне что, снова вон, как и в прошлый раз? – Она обернулась к Фаине.

— Нет, совсем нет, – та покачала головой.

— Ну, тогда вы пошли вон, – Аля грудью двинулась на подруг. – Вон отсюда, сучки!

— Да мы… Мы же просто хотели… Катя, ну объясни же, покажи этой ненормальной удостоверение! – Анфиса всплеснула руками.