Нора Робертс - Ровно в полдень

— Что будет потом? Я не знаю, что с нами будет.

— Мы вам поможем. Вам и вашим близким. Вы готовы выйти из дома? Это именно то, что вы можете сделать сейчас для своих родных.

— Я не хочу уходить без них во тьму.

— Вам и не нужно уходить во тьму. Никому из вас. Вы готовы положить пистолеты?

— Мне жаль. Мне жаль, что так вышло.

— Я знаю. Вы можете выслушать меня, мистер Бринкер?

— Да, конечно.

— Положите пистолеты. Положите, пожалуйста, пистолеты и отойдите от них. Вы готовы это сделать?

— Да. Все в порядке. Мне так жаль.

«Выходит. Сдается», — записала она в блокноте. Затем подала знак оперативной группе.

— Все будет в порядке. Вы положили пистолеты?

— Да. Я положил их на полку. Высоко. Чтобы Пенни не добралась.

— Вы все сделали правильно. А теперь я хочу, чтобы вы подошли к парадной двери. Вы и ваши близкие. Пожалуйста, ничего не бойтесь. Вам здесь ничего не грозит. Вы должны поднять руки — чтобы все видели, что вы и в самом деле положили пистолеты. Снаружи будет полиция, но они не сделают вам ничего плохого. Вы меня поняли?

— Я не могу сосредоточиться. Не могу думать.

— Все в порядке. Вы готовы вывести свою семью?

— Мне… я не могу говорить по телефону с поднятыми руками.

Фиби закрыла глаза, перевела дыхание.

— Все правильно. Но почему бы вам не отдать телефон Кейт? Тогда вы сможете выйти все вместе.

— Хорошо. Кейт? Возьми у меня телефон.

— Боже, боже, — женщина с трудом сдерживала внутреннюю дрожь. — Мы выходим. У него нет пистолета. Пожалуйста, прошу вас, не стреляйте. Не стреляйте в него. Не нужно.

— Не бойтесь, никто не собирается в него стрелять. Никто вообще не собирается стрелять.

Они вышли, и у Фиби сжалось сердце, когда она увидела, как маленькая девочка плачет и тянется к своему отцу.

В помещении, служившем ему мастерской, он пил холодный сладкий чай, внимательно наблюдая за тем, как средства массовой информации освещают событие в Гордонстоне.

Хорошо бы все они умерли.

Сами Бринкеры были ему безразличны — какие-то люди, до которых ему не было никакого дела. Но если бы этот хнычущий зануда застрелил своих близких, а затем и самого себя, Фиби пришлось бы ой как нелегко.

С другой стороны, если бы она получила по полной программе, он бы утратил шанс отплатить ей по-своему.

Эта сучка вывернется в любом случае, утешил он себя. Даже если она облажается и этот идиот пустит пулю в того толстощекого ребенка, чью фотографию он видел на экране уже раз шесть за утро.

Она все равно не будет наказана — как бы она того ни заслуживала.

Сидя на скамье, он попивал свой чай. Про звонок он знал с самого утра — благодаря устройству, которое позволяло прослушивать чужие разговоры. От услышанного он пришел в необычайное воодушевление: парень, его жена и трое детей. Эта кровавая бойня привлекла бы к себе массу внимания.

Расположившись в своей мастерской, он наблюдал за оживлением местных журналистов. Один из каналов даже отменил ежедневное шоу, чтобы вести прямую трансляцию с места происшествия.

Еще он увидел Фиби, которая шла мимо камер, игнорируя журналистов и всем своим видом подчеркивая собственную значимость.

Он подумал о том, как здорово было бы всадить пулю в ее голову. Ему хотелось отправить ее на тот свет так же сильно, как мистеру Университетскому Профессору хотелось отправить туда свою идиотскую семейку.

Но это было бы слишком легко. И слишком быстро. Щелк! И все кончено.

У него был куда более интересный план.

Обычно он выключал телевизор во время работы — уж слишком тот его отвлекал. На крайний случай оставлял радио. Но сегодня, по его мнению, можно было сделать исключение.

Губы его сжались в тонкую полоску, когда репортеры объявили, что Бринкер и его близкие вышли из дома — все целые и невредимые. Итак, этот недоумок все-таки сдался.

«Значит, с этим ты справилась, — пробормотал он, заворачивая гайки. — Да, все было очень просто. Не пришлось даже напрягаться. Милая семья, милые соседи. Этому дерьмовому профессору просто захотелось внимания. Ты легко справилась с этим, правда, Фиби?»

Ему пришлось остановиться и положить инструменты. Руки у него дрожали — настолько сильна была душившая его ярость. Хотелось закурить. Он и в самом деле заслужил сигарету. Но он напомнил себе, что бросил курить. Это был вопрос воли — как, впрочем, и практичности.

Ему не нужны были стимуляторы. Он не мог себе их позволить. Даже гнева не мог позволить. Холодная голова — напомнил он себе. Холодная кровь. Когда придет час расплаты, ему потребуется и то и другое. А еще сильное тело и ясное намерение.

И потому он закрыл глаза и приказал себе успокоиться.

Однако при звуке ее голоса глаза его вновь распахнулись и с ненавистью уставились на экран телевизора.

— Стюарт Бринкер сдался полиции. Его жена и дети не пострадали.

— Лейтенант Макнамара, как вам удалось уговорить профессора Бринкера сдаться полиции?

— Просто я его слушала.

Прежде чем он успел осознать это, стакан вылетел у него из рук и ударился о экран телевизора. По лицу Фиби потекли янтарные капли.

«Надо работать над этим, — сказал он себе. — Ты слишком быстро теряешь контроль над собой». А это может поставить под угрозу срыва весь его замысел. Однако при виде ручейков чая, которые стекали по лицу Фиби, на губах его заиграла улыбка. Как было бы здорово, если бы вместо чая там текли алые ручейки крови!

Эта мысль была ему приятна, и он вновь смог взяться за инструмент.

Пора было продолжить работу над таймером.

— Знаешь, это дело запало мне в душу. Некоторые случаи цепляют сильнее, чем другие.

Рабочий день был закончен, и Фиби сидела вместе с Лиз в баре «Свифтис», за бокалом вина. Для музыки было слишком рано, так что кабинка представляла собой тихое и уютное убежище, в котором можно спокойно было поговорить по душам.

— Это почему?

Фиби начала было объяснять, но затем остановилась и покачала головой.

— Знаешь, я не собиралась говорить о делах. Давай лучше поболтаем о туфельках или о чем-нибудь еще.

— Пару недель назад я купила совершенно потрясающую пару. Лодочки, леопардовой расцветки. Не знаю, о чем я думала. Куда, интересно, я смогу надеть такие лодочки? Ладно, мы все равно вернемся к этому. Расскажи мне об инциденте. Я же знаю, как это бывает, — продолжила Лиз. — Мне часто приходится беседовать с жертвами изнасилований, в том числе и с детьми. И некоторые случаи действительно цепляют больше, чем другие. И если это не выплеснуть, оно еще долго будет мучить тебя. Итак?

— Дети. Понимаешь, в такой ситуации стараешься не думать о них как о детях. Просто заложники. Но…

— Это дети.

— Да. И в данном случае это оказалось одним из факторов, благодаря которым мне удалось уговорить его сдаться. Он ведь любит свою семью. Да ты и сама слышала.