Маркус Сэйки - По лезвию ножа

Все вокруг замерло.

Негромкое жужжание люминесцентных ламп, чье-то прерывистое дыхание. В висках стучало, сердце сжала ледяная, безжалостная рука. Дэнни знал: как глаза ни жмурь, как ни воображай, что это не с тобой происходит, – спальни Карен больше не видать.

Накатила волна адреналина, он рванулся к выходу, оттолкнув помертвевшую от ужаса девчонку, захлопнул дверь, тут же отскочил назад, чтобы не наступить на липкую красную массу, медленно расползавшуюся по полу. Кровь, Боже, сколько крови – алая лужа вокруг бородача, который, зажимая живот руками, крабом корячится у входа!

– Нет! – чуть слышно слетело с посеревших губ.

– Он жив? – После гула выстрела голос Эвана казался слабым и далеким.

Хозяин ломбарда катался по полу. Руки его побагровели, зловещее пятно расплывалось по груди. Кровь, много крови… Жителей Саут-Сайда [3] Саут-Сайд (Южная сторона) – район Чикаго, населенный негритянской беднотой и эмигрантами. кровью не напугаешь: с детства привыкли к сломанным носам, выбитым зубам, но чтобы вот так хлестало из живота…

– Дэнни! Он жив?

– Угу, – с трудом выдавил Дэнни.

– Спроси его, где травка. А ты отойди, подруга!

Бледная как полотно девушка шарахнулась к полке с обшарпанными видеомагнитофонами.

Дэнни взглянул на приятеля: пистолет до сих пор в руках, но пальцы на рукояти расслаблены. Что выражает его лицо? Волнение? Возбуждение? Нет, Эван спокоен; чувствуется – осознает свою силу. Видимо, все внутреннее напряжение исчезло со щелчком спускового крючка. Самодовольно, почти вразвалочку, Эван сдвинулся с места.

Медленные, ленивые движения до смерти напугали Дэнни.

– Пошли!

Пнув пистолет, Эван уставился на неподвижного хозяина.

– Вот дерьмо! – Он склонил голову к плечу. – Ты такое видел?

– Пойдем уже.

– Секундочку! – Эван ткнул бородача носком ботинка. – Эй, папаша, где травка?

Несчастный хрипло, скрипуче застонал. Сердце Дэнни застучало, заглушая все остальные звуки; поджилки мелко тряслись. Господи, они серьезно ранили человека, нужно ноги уносить!

– Где наркота? – На этот раз Эван сильно пнул хозяина ломбарда: кованый носок едва не задел сжимающие рану руки. Бородач охнул и тоненько завыл.

– Эван!

– Что?! – Напарник развернулся: глаза сузились, рука поднялась, словно для удара. Мощный кондиционер охлаждал воздух почти до минусовой температуры. С минуту приятели буравили друг друга взглядами.

«Вляпался на свою голову, – сокрушался Дэнни. – Как же теперь быть?» Краем глаза уловив какое-то движение, он обернулся.

– Черт возьми! – завопил Эван, сообразив, что девица бросилась в подсобку. – Стоять!

Подружка хозяина на секунду замерла и, перепрыгнув через гору рухляди, метнулась в темную каморку, захлопнув за собой дверь. Громко щелкнул замок.

Эван взвыл от негодования, лицо побагровело, как во время боксерского поединка. Обернувшись, он снова пнул раненого. Бородач одной рукой прикрывал голову, другой – защищал кровоточащий живот, протяжно и жалобно поскуливая. Дэнни никогда не слышал, чтобы человек издавал подобные звуки, и, честно говоря, больше никогда не хотел их слышать.

Шагнув к приятелю, он тряхнул его за плечи и оттолкнул назад. Эван пошатнулся и чуть не упал. Злые глаза напарника сузились, пистолет подрагивал в руке.

– Прекрати! – Надо говорить спокойно и не прикасаться к Эвану, показать, что драться он не собирается. – Давай, брат, успокойся!

Сначала показалось, что нехитрый прием не сработает. Затем Эван медленно выпрямился, громко выдохнул и кивнул:

– Ладно, к черту травку! У нас бабки есть!

Сердце Дэнни ушло в пятки. Сказать было нечего.

Эван смотрел то на него, то на запертую дверь подсобки.

– Где они?

– В столе, – тихо ответил Дэнни.

– Ты что, сдурел? Почему с собой не взял?!

– Ну, стрельбы же в плане не было! Надо было уходить пораньше!

– Вот только не начинай! – Глаза Эвана полыхнули гневом. – Слушать не буду!

– Ладно. – Дэнни примирительным жестом развел руки в стороны. – Но делать нечего, давай уходить!

Уставившись на приятеля тяжелым взглядом, Эван покачал головой:

– Нет.

– Копы вот-вот нагрянут.

– Я с пустыми руками не уйду! – Эван направился к двери подсобки.

Дэнни хорошо знал: когда приятель входит в раж, ему море по колено, он готов горы свернуть и бросить вызов даже самому Господу Богу!

Застыв у двери в подсобку, Эван заговорил нарочито громко и четко:

– Мадам, дверь открой, не то высажу ее к чертям собачьим!

Тишина. Может, девчонка заметила черный ход и сообразила, что нужно бежать?

– Как знаешь! – Эван с силой лягнул дверь; она задрожала, но с петель не слетела. Он отошел, чтобы разбежаться и пнуть еще сильнее. В тот самый миг от двери с грохотом отлетел кусок, щепки рассыпались во все стороны. Когда плотную древесину пробила вторая пуля, Дэнни вспомнил о пистолете, лежавшем в открытом ящике стола. На секунду повисла жуткая, непредсказуемая тишина.

А потом Эван словно взорвался. Демоны, проснувшиеся, когда он ранил хозяина ломбарда, поработили его разум. Он поднял пистолет и выпустил в дверь три пули. Нет, он целился не в замок, а в девчонку, явно замыслив недоброе. У ног Дэнни стонал истекающий кровью бородач. Эван в ярости бешено пинал дверь. Рама треснула, из-за двери послышалось испуганное всхлипывание. Ситуация окончательно вышла из-под контроля: Дэнни стоит посреди кровавой лужи, Эван орет так, что вот-вот перебудит весь квартал… Горит свет, Боже мой, горит чертов свет! Дэнни уже дважды мотал срок: первый раз в окружной тюрьме, второй – в тюрьме штата. Свое отсидел по-честному, но за такое обоих упекут на долгие годы.

Нет уж, с него хватит!

Приоткрыв дверь, Дэнни выскользнул на улицу и с трудом заставил себя идти в обычном темпе, чтобы не привлекать внимания. Парень, бредущий в сторону надземки. Ничего особенного.

Через два квартала он услышал вой сирены.

Сон начинался по-разному, а заканчивался всегда одинаково.

На этот раз он в церкви, не в храме Рождества Христова, но все равно где-то в ирландском квартале. Низкий бархатный голос произносит непонятные слова. Свет пробивается сквозь витражи, заливая кровавыми отблесками гладкие скамьи. В руках Карен – сборник гимнов, глаза испуганные. Дэнни хочет прочесть гимн – ведь причина ее страха кроется именно на страницах сборника, – но слова расплываются и переплетаются словно змеи. Раздается сухой щелчок и, застыв на самом пороге яви, Дэнни понимает, что не сможет, не успеет навести порядок в мире сновидений. Карен превращается в Эвана, а сборник гимнов – в пистолет…

Бесшумный ярко-оранжевый выстрел снова оборвал его сон.