Уилбур Смит - Лучший из лучших

– Салина, прошу вас!

– Джордан, позвольте мне доказать – доказать вам, с какой радостью я пойду на любую жертву!

Она прикрыла ладонью его губы, не давая говорить.

– Нам даже не обязательно ждать свадьбы. Я отдамся вам сегодня ночью!

Он покачал головой, и девушка крепче прижала ладонь к его губам, заглушая возражения.

– «Не сетуй, точно праздная девица, что жизнь расшита блестками греха», – прошептала она дрожащим голосом. – Дайте мне шанс, милый мой Джордан, пожалуйста, дайте мне шанс доказать, что я могу любить и ценить вас больше, чем любая другая женщина. Вы увидите, что ее любовь померкнет рядом с пламенем моей.

Джордан сжал ее запястье, отводя ладонь девушки в сторону.

– Салина, – сказал он, с невыразимой жалостью склонившись над ней, – это вовсе не женщина.

Девушка уставилась на него. Оба ошеломленно приросли к месту. Смысл его слов медленно расползался в душе Салины, точно покрывая ее инеем.

– Не женщина? – наконец спросила она. – Значит, у меня нет никакой надежды? Совсем никакой?

Он не ответил. Девушка встряхнулась, будто просыпаясь, переходя ото сна к жестокой реальности.

– Джордан, поцелуйте меня на прощание – в последний раз.

– Ну почему же в последний…

Она так яростно впилась в него поцелуем, что оставила на языке Джордана привкус крови.

– Прощайте, – сказала она.

Салина пошла прочь шаткой походкой больного, долго пролежавшего в постели. У двери в свою спальню она пошатнулась, выставила руку, чтобы не упасть, и посмотрела на Джордана. Ее губы двигались беззвучно.

– Прощай, Джордан. Прощай, любовь моя.

Ральф Баллантайн привез ружья – тысячу новеньких, в заводской смазке, карабинов, уложенных по пять штук в каждом ящике, двадцать ящиков на фургон. Еще десять фургонов были нагружены патронами – все это оплатил алмазный прииск «Де Бирс». Три фургона со спиртным Ральф привез на продажу, а в последнем доставил мебель и утварь для дома, который Зуга строил для себя в Булавайо.

Переходя реку Шаши, Ральф имел в кармане гарантированную прибыль в тысячу фунтов стерлингов, надежно спрятанных в сейф банка в Кимберли, но на душе у него было неспокойно.

Он не знал наверняка, сообщил ли Базо Лобенгуле, кто похитил каменных соколов. Возможно, один из воинов Базо в тот раз узнал Ральфа и вопреки приказу короля проболтался жене, которая проговорилась матери, которая растрезвонила мужу. «В Матабелеленде и шагу нельзя ступить, чтобы об этом не узнали абсолютно все», – однажды предупредил Ральфа Клинтон. Впрочем, ради прибыли от этой поездки и возможности снова побывать в Ками стоило рискнуть.

В первый день пути после пересечения Шаши риск оправдался: Базо собственной персоной во главе отряда красных щитов встретил караван и с невозмутимым видом приветствовал Ральфа.

– Кто осмелился идти этой дорогой? Кто посмел навлечь на себя гнев Лобенгулы?

Осмотрев нагруженные фургоны, Базо сел у костра вместе с Ральфом.

– Я слышал, что какой-то белый умер в лесу между великим Зимбабве и рекой Лимпопо. Как его звали? – тихонько спросил Ральф.

– Никто не знает об этом, кроме Лобенгулы и одного из вождей, – ответил Базо, не сводя глаз с пламени костра. – Даже королю неизвестно, кто был этот безымянный незнакомец, откуда пришел и где похоронен. – Базо нюхнул табаку и продолжил: – И мы с тобой никогда больше не будем говорить на эту тему.

Базо поднял взгляд, и в темной глубине его глаз Ральф заметил тень, которой там не было прежде. Молодой индуна смотрел взглядом конченого человека – человека, потерявшего веру в брата.

Утром Базо ушел, а Ральф продолжил путь на север. Все опасения развеялись, он словно парил в воздухе, как серебристо-лиловые грозовые тучи, громоздившиеся на горизонте.

На переправе через реку Ками его ждал Зуга.

– Быстро ты обернулся!

– Быстрее еще никому не удавалось! – согласился Ральф, подкручивая темные усики. – И вряд ли удастся, пока мистер Родс не построит здесь железную дорогу.

– Мистер Родс прислал деньги?

– Звонкими золотыми соверенами! – подтвердил Ральф. – Я везу их в седельных сумках.

– Остается лишь уговорить Лобенгулу их принять.

– Ну, папа, ты представитель мистера Родса, вот ты и уговаривай. Я свое дело сделал.

Три недели спустя крытые брезентом фургоны все еще стояли у ограды крааля Лобенгулы неразгруженные. Каждый день, с раннего утра до сумерек, Зуга ждал возле хижины короля.

– Король болен, – говорили ему.

– Король у своих жен.

– Возможно, король выйдет завтра.

– Кто знает, когда королю надоест общество его жен?

Наконец даже Зуга, который прекрасно понимал обычаи Африки, разозлился.

– Скажи королю, что Бакела поехал к Лодзи, чтобы сообщить, что король презрительно отвергает его дары, – велел он Гандангу, который в очередной раз вышел с извинениями, и приказал Яну Черуту седлать лошадей.

– Король не давал тебе разрешения уехать! – ошеломленно возразил встревоженный Ганданг.

– Тогда передай Лобенгуле, что его отряды могут убить посланца в пути, но весточка все равно дойдет до Лодзи, который сейчас сидит в великом краале королевы за морем, наслаждаясь ее благоволением.

Королевские гонцы догнали нарочито медлившего Зугу еще до того, как он добрался до Ками.

– Король просит Бакелу вернуться и примет его без промедления.

– Скажи Лобенгуле, что сегодня Бакела заночует в Ками – а может быть, и завтра тоже. Кто знает, когда он сочтет необходимым поговорить с королем.

В Ками кто-то наверняка следил в подзорную трубу за дорогой и увидел поднятую лошадьми Зуги пыль: хотя до холмов оставалось не меньше мили, навстречу галопом летел всадник – худощавая фигурка, длинные черные косы, разметавшиеся по ветру.

Зуга спрыгнул на землю и поднял Луизу из седла.

– Луиза! – прошептал он, целуя ее улыбающиеся губы. – Ты не представляешь, как медленно тянутся дни, когда тебя нет рядом.

– Ты сам заставляешь нас обоих нести этот крест! – ответила она. – Я уже совсем здорова – спасибо Робин! – а ты по-прежнему вынуждаешь меня бездельничать в Ками. Зуга, неужели мне нельзя жить с тобой в Булавайо?

– Можно, моя дорогая, – как только на нашем доме появится крыша, а на твоем пальце – кольцо.

– Какой ты благопристойный! – Она скорчила рожицу. – Кто бы мог подумать!

– Уж какой есть! – ответил Зуга, снова поцеловал Луизу и посадил на гнедую арабскую кобылку – свой подарок в знак помолвки.

Зуга и Луиза ехали рядом, соприкасаясь коленями и переплетя пальцы, а Ян Черут незаметно тащился следом, за пределами слышимости.

– Осталось подождать всего несколько дней, – заверил Зуга. – Я подстегнул Лобенгулу. Скоро уладим дело с ружьями, и тогда ты можешь выбирать, где именно сделаешь меня самым счастливым мужчиной на свете, – может быть, в соборе Кейптауна?