Александр Варго - Дом в овраге

«Мясо, вареное мясо», – твердил он себе безостановочно, чтобы его не вырвало. Изредка он приоткрывал веки, чтобы видеть плоды своего труда. Только так, и не иначе. Только так он сможет освободиться от «браслетов».

Она долго не появлялась, и мне уже стало казаться, что я останусь в этих стенах навсегда. Хотя криков не стало меньше, наоборот, они стали громче. Судя по всему, пытки были в самом разгаре. Зато на улице наступила тишина, и мне даже почудилось, что я слышу стрекот сверчков. Значит, наступил вечер.

Я лег на матрац и закрыл глаза. Я пытался представить себе мать, отца, всю нашу веселую, дружную семью, то время, когда мы были вместе. Однако вместо матери воображение рисовало скелет в истлевших лохмотьях, а отец неизменно превращался в оборотня с оскаленной пастью.

Возле дверей кто-то завозился, и я подскочил. Кто там?! Неужели эта сумасшедшая стерва пришла за мной?!

Дверь открылась, и в комнату вошла Маша, держа в руках какой-то рюкзак. Она все еще была наряжена в клоунский костюм, но грима на ее лице не было. Я со злорадством отметил, что она выглядела настоящей старухой – кожа бледная, как рыбье брюхо, под глазами обозначились глубокие круги, уголки губ опустились. Боже, и я мог влюбиться в нее?!

Маша скинула рюкзак и начала снимать с себя маскарад. Движения ее были вялыми, какими-то заторможенными, будто она делала это все во сне.

– Что с ребятами? – отважился я задать вопрос.

– Герасима уже нет, – буднично ответила она, скидывая огромные башмаки с налипшей травой. – Алекс тоже доходит.

– Ты убила Геру? – спросил я, чувствуя, что мои глаза влажнеют.

Маша помотала головой:

– Я предоставила им выбор. Лариса хотела пить. Я вскрыла вену на шее Геры, а ей дала медикаменты. У нее было два варианта – спасти своего жениха или утолить жажду кровью. Она выбрала второе.

Я, не мигая, смотрел на переодевающуюся девушку.

– Он бы мог выжить. Но все вышло так, как вышло, – продолжала Маша. – Он умер от потери крови.

– Что с Ларисой? – спросил я, не узнавая свой голос, он напоминал хрип больного пса.

– Я сделала ей трепанацию черепа. Попрактиковалась, скажем так.

С этими словами Маша сунула руку в рюкзак и вытащила целлофановый пакет, в котором лежало что-то полукруглое, красное. Она вытащила предмет из пакета и швырнула его в мою сторону. Это «что-то» закрутилось возле клетки и остановилось, покачиваясь, как папье-маше.

– Что это?..

– Черепушка, Арч. Между прочим, Эдвард Гейн в свое время из черепа сделал себе миску и ел из нее.

– Лариса умерла?

– Пока нет, но она не в себе. Мозг засыхает очень быстро, Арч.

Я чувствовал, что еще немного, и я надую в штаны от страха.

– Знаю твой следующий вопрос. Ты спросишь про Алекса, так? Он тоже пока жив, но уже рядом с чертой.

Маша снова залезла в рюкзак и вытащила свернутый кнут. Распрямила его, слегка щелкнув в воздухе. Он извивался в ее руке как живой, как опасная змея, на конце которой была полоска грубой кожи с вплетенными загнутыми крючьями. У меня по коже пошел мороз.

– Знаешь, откуда появилось выражение «подлинная правда»?

Я молчал.

– На Руси существовало наказание в виде битья кнутом, он назывался «длинник», отсюда и выражение. Но этот кнут, с гвоздями, изобрели в Древнем Египте. Ходили слухи, что жертва умирала после десятого удара таким кнутом. Твой друг пока не познакомился с ним, но я думаю, сейчас самое время.

– Не надо, Маша, – разлепил я губы.

– Надо, Арч. Я же должна установить «подлинную правду», – явно издеваясь, сказала она. – Кто из вас бродил возле колодца? Или ты что-то знаешь?

Я ничего не ответил, кусая губы.

– Отвернись, Артур. Я буду переодеваться. Не обижайся, но я стесняюсь тебя.

Я повернулся к ней спиной.

– Опытный палач мог истязать преступника несколько дней, – услышал я ее голос. – И тот умирал в страшных мучениях. А мог убить одним ударом кнута. Просто необходимо знать нужное место и уметь попасть в него. Бывали виртуозы, которые одним ударом плети превращали кирпич в пыль. Можешь себе такое представить?

– Когда ты займешься мной? – спросил я, холодея.

Маша засмеялась:

– Всему свое время, Артурчик. Можешь повернуться.

Я посмотрел на Машу, на ней было надето ярко-зеленое платье. Волосы разделены на прямой пробор и двумя забавными хвостиками свисали на плечи. На ногах – розовые туфли.

– Как я выгляжу?

– Хорошо.

– Так я и думала. Ты всегда славился комплиментами.

Она накрасила губы, подвела ресницы и неожиданно резко приникла к решетке:

– А ведь я все знаю, Арч.

Я непроизвольно отступил назад.

– Это был ты. Я знала это с самого начала. Просто я думала, что у тебя хватит мужества признаться мне в этом.

Я подавленно молчал. А что тут было говорить? Ваша карта бита, сэр.

– Я ничего с ними не делала, – вдруг сказала она мягко. – Не пугайся, Артур. Они все живы, я и пальцем не дотронулась до твоих друзей.

– Как я могу верить тебе?

– Не волнуйся, я докажу тебе это.

– Но я же слышал крики! – завопил я. На губах Маши заиграла хитрая улыбка:

– Голоса записаны, ты слышал магнитофон. Правда, реалистично?

– Куда уж реалистичнее, – пробурчал я. – А это чье в таком случае? – я кивнул головой в сторону страшного «папье-маше», стекающий ручеек крови образовал на полу крошечную лужицу.

– Это друг медового тортика. Я убила его и решила потренироваться. Ведь надо же было мне с чего-то начинать. Я врач, ты юрист...

Маша запнулась и отвела взгляд. Я видел, что она хотела что-то сказать, но не решалась.

– Что ты собираешься предпринять? Не будешь же ты держать нас тут вечно, – попробовал я вразумить ее. – У Вики брат в розыске работает, он наверняка уже тревогу забил!

Маша глубоко вздохнула, словно набираясь смелости.

– У меня к тебе предложение, Артур, – наконец сказала она. Я удивился, заметив, как она изменилась – голос стал теплым и мягким, глаза излучали привязанность, и теперь передо мной стояла та самая Лера, с которой я впервые познакомился тогда, когда ее чуть не задавили.

– Что тебе надо? – спросил я, гадая про себя, не соврала ли она мне про ребят.

– Ты еще не понял? – негромко спросила она и обхватила руками решетки.

– Что я должен понять?

– Я люблю тебя, – прошептала девушка, и я не поверил своим глазам, увидев, как в уголках ее глаз показались слезы. Я смотрел на нее, совершенно не зная, что делать. Сутки назад я тоже был уверен в том, что люблю этого человека, но сейчас... О какой любви могла идти речь?

– Ты что-то хотела предложить, – напомнил я.

– Мы уедем с тобой. Далеко. Деньги у меня есть, не волнуйся, – торопливо заговорила она. – Твоих друзей я отпущу, так и быть. И мы все забудем, как страшный сон.