Дмитрий Герасимов - Последняя репродукция

Прямо из театра Федор отправился встречать Елену с работы. Она вышла из офиса и, увидев его, обрадованно помахала рукой. Сейчас, как никогда, они были нужны друг другу, и оба чувствовали это. Выйдя из пыльного автобуса, они долго брели по длиннющим улицам. Федор взял ее ладонь и говорил обо всем, только не о том, о чем они оба думали вот уже три дня. Лосев видел, что Елена все еще напугана, и пытался отвлечь ее. Она благодарно улыбалась и молчала, но у самого дома неожиданно остановилась и выдернула руку.

– Федя! Я так не могу больше! Я не могу работать! Сегодня я подготовила шефа к тому, что напишу заявление.

Лосев тоже остановился и замолчал. Отвернувшись, он разглядывал серую ладошку водостока и не знал, как успокоить любимую, побороть ее смятение и страх. Он понимал, что события последних дней вымотали ее и отобрали силы.

– Больше всего меня страшит неизвестность. – Елена повернула голову Федора к себе обеими руками и заглянула в глаза. – Я прошу тебя: уедем отсюда навсегда. Поставим здесь жирную точку, даже не пытаясь разобраться в случившемся.

Лосев озабоченно вздохнул:

– Я сегодня опять пытался дозвониться до отца. И опять не застал его дома. Понятия не имею, что это может значить. Но я уже принял решение – мы уедем, любимая. В Николаевск. Очень скоро, обещаю тебе. Мне осталось доделать кое-какие дела в Лобнинске, после чего мы незамедлительно уедем. Только не волнуйся, прошу тебя.

Елена прижалась к его груди и вздохнула. И Федор услышал в этом вздохе главное ее переживание. Трагедии последних лет заставляют ее бежать из города в город, из одной жизни – в другую. Но с ним, с любимым, ей, кажется, все по силам…

Это был обычный вечер, похожий на сотни предыдущих вечеров, которые они проводили дома. Но в нем растворилась тревога и невыносимое ожидание чего-то, что должно непременно случиться и только злорадно медлит со своим появлением. Федор ощущал каждой своей клеточкой это тяжелое, напряженное ожидание. Он пытался стряхнуть его, заглушить звуком старенького телевизора, смыть с лица водой из-под крана. Они неохотно поужинали и даже не стали мыть посуду, сгрудив ее в раковину под полумертвый, капающий кран.

Елена забралась под одеяло и, хотя в комнате было душно, закуталась в него, словно в ознобе. Она уже дремала, и сиреневые блики включенного телевизора трогали ее красивое лицо, скользили по волосам, прыгали по усталым векам и щекам. Федор еще долго возился с бессмысленными домашними делами, готовясь ко сну. Он никак не мог сосредоточиться на одном занятии и в который раз перекладывал вещи с места на место, вытирал клеенку, включал и выключал воду на кухне, не в силах притронуться к грязной посуде. Он зажег свет в ванной и долго разглядывал свое мрачное лицо в мутном зеркале над раковиной.

Бессвязный диалог главных героев вечернего сериала, доносившийся из комнаты, вдруг оборвался на полуслове – телевизор с глухим треском остановил теплившуюся в полуночной квартире жизнь, оставив нелепым мерцающим пятном слепой экран. Елена открыла глаза. Федор вздрогнул перед зеркалом. Тяжелое ожидание близилось к развязке.

В повисшей тишине раздался испуганный голос Елены:

– Федор!

– Что? – отозвался он из ванной, не в силах отвернуться от зеркала. Он смотрел в свои глаза с черными дырами расширенных зрачков и не мог пошевельнуться.

– Мне страшно…

– Я уже иду, родная… Сейчас.

Он медленно протянул руку и неспешно выдвинул ящичек верхней полки. В ту же секунду ледяная волна долгожданной развязки заставила Федора пошатнуться, а в зеркале отразилось его искаженное ужасом лицо: в самом центре ящика, словно взывая о помощи, лежала потемневшая отрезанная кисть человеческой руки…

Лосев оцепенел. Через мгновение он бросился в комнату и споткнулся об испуганно-кричащий взгляд Елены.

– Что случилось?!

Федор помедлил в дверях и, ничего не ответив, быстро вернулся в ванную. На этот раз он был способен отчетливо рассмотреть страшную находку. На внешней стороне руки, застывшей в кривой судороге, между указательным и большим пальцами явственно чернела татуировка: «БОМ» с голубем посередине. Федор сел как оглушенный на край ванны и сгорбился в тяжелом бессилии. Ему была хорошо знакома эта татуировка…

Очень давно, работая с Виктором в фотостудии, Лосев как-то в разговоре поймал руку друга, которой тот жестикулировал, передразнивая кого-то и весело смеясь. «Что это за „БОМ“?» – спросил тогда Федор. Виктор весело и даже игриво выдернул руку:

– Считай, что это – Большие Ошибки Молодости…

Сейчас Федор вспомнил тот случай со страшной отчетливостью. А вслед за ним – непонятно-пророческое: «УТРАЧЕННАЯ ШУЙЦА ЧЕРЕЗ НЕНАВИСТЬ К ТВОРЕНИЮ…»

Он вдруг услышал, как Елена в испуганном неведении зашлепала босыми ногами по полу, и быстро задвинул ящик.

– Я уже иду, родная, – сказал он глухо. – Все в порядке. Сейчас…

– Все в порядке? – усмехнулся Гаев в трубку. – Ну я надеюсь, что с ним действительно все в порядке. Прошу вас передать профессору, как только он появится на работе, что я хотел бы с ним побеседовать. Запишите мой телефон…

Следователь звонил в лабораторию института оптической физики. Он сам не мог понять, почему снова заинтересовался уже, казалось бы, безнадежным делом Камолова. Разговор с Лосевым не шел у него из головы. «Что за ерунда с покушением и отрезанной рукой?» – размышлял он в раздражении. Гаев вдруг отчетливо понял, что разгадка гибели Камолова – не на панели у сутенеров, а где-то совсем рядом. Может быть, прямо здесь, за окном. И он, прищурившись, кинул взгляд на залитый солнцем проспект, подрагивающий потоком машин и спешащих куда-то людей, пестрой струйкой вытекающих из-за поворота на улицу Птушко. Следователь злился, когда не мог собрать воедино мозаику рассыпанных фактов и событий. Он досадовал вдвойне, если не мог дать им даже хоть сколько-нибудь логичного объяснения.

– Нет, Лосев не убивал, – убеждал он себя вслух, – мотивы совсем смехотворные. Но зачем ему весь этот маскарад, вся эта свистопляска с только что полученной в подарок студией? Вчера опять звонил анонимный доброжелатель и сообщил, что Лосев вновь кого-то убил в фотостудии и намерен скрываться от возмездия в Николаевске. Впечатление такое, что в этом деле одни шизофреники. Еще профессор этот… Он явно говорит меньше, чем знает. И тоже – почему? Любимый ученик погибает страшной смертью, а он даже ни разу не поинтересовался, как продвигается следствие, нашли ли убийцу…

Звякнул внутренний телефон. Дежурный сообщил, что к следователю просится Лосев. «Забавно, – подумал Гаев, – он теперь не оставит меня без лишних забот».

Едва только бледный и осунувшийся Федор переступил порог кабинета, следователь, глядя куда-то в окно, произнес громко: