Ольга Пустошинская - Перстень с чёрным агатом

— Идите за мной, — сказала фрау по-русски.

— Куда-то зовёт, — прошептала Лена.

— Работать, куда же ещё, — так же тихо отозвалась Клава.

Они вернулись в дом и поднялись за немкой по лестнице на второй этаж.

— Будете жить здесь, — сказала фрау Ирма, открывая ключом белую крашеную дверь в конце коридора.

Девочки несмело переступили порог. Комнатка была небольшой: в ней едва помещались две кровати с соломенными тюфяками, умывальник и тумбочка, но здесь было чисто, а окно выходило в сад с фруктовыми деревьями.

— Как вас зовут? — спросила немка. — Хелена и Клаудиа… хорошо. Располагайтесь. Сейчас вас покормят.

Клава тайком разглядывала её и удивлялась: фрау Ирма казалась похожей на актрису, пусть и немолодую, куда до неё кадушке Лоре! Гладкое, почти без морщин лицо, платье подогнано по фигуре, а на белой руке чёрной капелькой блестел камешек.

Стычка между двумя женщинами произошла в коридоре. Привлечённая голосами Лора заглянула в комнату и остолбенела.

— Что это значит?

— Ничего особенного, дорогая, — улыбнулась фрау Ирма. — Я решила поселить девочек поближе к своей комнате.

— Но я не хочу жить с русскими свиньями в одном доме! Вдруг у них вши? — Щёки Беккерши покраснели и затряслись от ярости, дотронься — и треснут, как переспелый помидор.

Фрау Ирма вывела невестку под локоток. Напрасная предосторожность: даже за закрытой дверью всё было слышно прекрасно. В советских школах в то время все учили немецкий, и более-менее девочки поняли, о чём идёт речь.

— Лора, дорогая, я понимаю твоё недовольство, но мне удобно, когда прислуга находится под рукой, я ведь очень стара… Можешь переселиться в комнату Герберта, там русские тебя не побеспокоят.

Беккерша ушла, возмущённо топая, а вечером в знак протеста не вышла к ужину, сославшись на мигрень.

Изголодавшиеся девочки спустились в кухню. О, здесь было на что посмотреть! С громадных балок под потолком свешивались люстры на длинных цепочках, на полках золотом сияли медные кастрюльки и ковшики, а стол, за которым повар ощипывал обезглавленную курицу, мог вместить человек двадцать.

— Das Abendessen! [3] Ужин (нем.) — Повар отложил тушку и небрежно поставил кастрюльку на стол в самом дальнем углу, где готовили пойло для домашнего скота.

Наконец-то можно поесть! Клава открыла крышку и перемешала жидкий суп половником. Я подошёл поближе и почувствовал отнюдь не аппетитный запах. Тёмные кусочки подгнившей картошки, свекольная ботва и крупно порубленные верхние капустные листья — хряпа, которые обычно выбрасывают. Из отходов был сварен суп, толстуха Лора экономила на всём.

Лена порезала хлеб, присмотрелась и вытащила из влажного мякиша соломинку.

— Хоть бы перчику добавить или укропу, — вздохнула она, — всё не так противно было. Давай попросим у него?

Девочки посмотрели на повара, и Клава шепнула:

— Не даст, не стоит унижаться.

— Я всё же спрошу, — мотнула головой Лена и громко сказала: — Можно нам перец? Как там его… пфейфер!

Немец презрительно фыркнул, оттопырив нижнюю губу.

— Не понял, что ли? — растерялась Лена.

— Да всё он понял. Ешь, ничего другого не будет.

Девочки взяли ложки и стали есть: хоть плохая, но всё же еда.

Стукнула дверь, и в кухне появилась фрау Ирма. Перебросилась несколькими фразами с поваром и как бы невзначай подошла к столу девочек. Заглянула в кастрюлю с супом и нахмурилась: вид похлёбки ей не понравился.

— Адольф, ты перепутал пойло с супом? Вылей это поросёнку. Для наших новых работниц найдётся что-нибудь получше?

— Конечно, фрау Ирма, — ответил повар и почтительно наклонил голову. — Я думал…

— Вот и славно, — улыбнулась Ирма и направилась к выходу. Я пошёл следом, предчувствуя, что сейчас будут интересные события. В кухню всегда успею вернуться.

Фрау отыскала невестку в гостиной.

— Лора, дорогая, как себя чувствуешь? — ласково спросила она и уселась в кресло. — Надеюсь, твоя головная боль прошла.

Беккерша пробормотала что-то неразборчивое.

— Представляешь, какое вышло недоразумение. Адольф перепутал похлёбку для поросёнка с супом для прислуги, хорошо, что я заметила. Будет печально, если работницы заболеют. Кому в таком случае убирать дом и ухаживать за скотиной? Визиты доктора тоже не дёшевы, а ведь сейчас война, каждая марка и пфенниг на счету.

Беккерша посмотрела на свекровь каким-то новым взглядом, будто увидела её впервые.

— Вот оно что-о-о! — протянула она. — Утром вы не дали мне поселить русских в чудесном сухом сарае, теперь овощной суп недостаточно хорош для них. В то время, когда ваш сын и внук храбро сражаются в России, вы помогаете русским выродкам! А может быть, их отцы стреляют сейчас в Герберта и Карла!

Лора всхлипнула и утёрлась платочком.

— Вы не боитесь, дорогая Ирма? Достаточно одного письма… — И она многозначительно замолчала.

— Лора, милая. Я дожила до преклонных лет и уже ничего не боюсь. — Фрау Ирма продолжала улыбаться. — Мой отец держал ферму, и я знаю с детских лет: если морить коров голодом, они перестанут давать молоко. И напомню тебе, дорогая Лора, я всё ещё хозяйка этого имения, ты живёшь в моём доме.

Я рассмеялся. Блеск! Как изящно, без единого грубого слова фрау поставила на место Беккершу! Той ничего не оставалось, как с позором ретироваться.

…Два с лишним года девочки прожили в имении Беккер. Если бы не постоянное заступничество старой фрау, толстуха Лора замучила бы их тяжёлой работой, скудной едой и побоями. Сначала Беккерша пыталась срывать дурное настроение (это было её обычное состояние) на работницах: била их по щекам, придираясь к плохо вытертой посуде и пыли на подоконнике.

— Свиньи, лентяйки, бездельницы! — брызгала она слюной, мешая русские и немецкие слова.

И тогда появлялась фрау Ирма в неизменном чёрном платье, проницательно смотрела на заплаканных работниц, поднимала брови:

— Лора, дорогая, зайди ко мне на минутку.

О чём шёл разговор, девочки не знали, но пощёчины и зуботычины прекратились.

Пожилая фрау Беккер редко спускалась в общую столовую, предпочитая обедать у себя в комнате. Четырежды в день девочки по очереди носили подносы с едой на второй этаж.

— Адольф накладывает такие большие порции, мне всего не съесть. Хелена, возьми половину, — говорила Ирма и откладывала в тарелку кашу и хлеб.

Наблюдать за чужой жизнью оказалось гораздо интереснее, чем смотреть увлекательный фильм. В фильмах почти всё выдумка, а здесь самая что ни на есть настоящая жизнь.

Постепенно я подобрался к самому интересному и трагическому: фрау Ирма стала слабеть, всё чаще лежала в постели, и все понимали, что долго она не протянет. Только доктор Майер был настроен оптимистично, выписывал порошки и настойки, уверяя, что такие люди, как фрау Беккер, живут до ста лет.