Эндрю Вакс - На трещину ногами

Все мы получили условные сроки, кроме Бобби. Они сослали его подальше, за пределы города. Я как-то сел на автобус, и поехал навестить его. Он был рад меня видеть, но сказал мне не приходить.

— Это плохо выглядит, Джейсон, — сказал он. — Когда тебя навещает мужик, понимаешь?

Я не понимал, но я сказал ему, что сделаю, как он хочет.

Прошло почти два года, прежде чем он вернулся. Он остался таким же, я думаю, но спокойнее.

Бобби больше не вернулся в школу. А я ее закончил наконец. Мама хотела, чтобы я пошел в колледж, так что я поступил в местный. Но мне не особо нравилось там.

Бобби посадили в тюрьму, он зарезал человека. А неделю спустя я признался, что я гей. В первую очередь я признался маме. Она отреагировала так, как я и ожидал. Она меня поцеловала. Мой любовник остался снаружи, ожидая меня внизу. Он сказал, что хочет пойти со мной. В случае, если мама не примет это, как я ожидал. Но мама сказала, чтобы он поднялся в квартиру. И мы разговаривали все вместе.

Я кое-как учился в колледже, проходил какие-то курсы, но ничего из того, чем мои друзья хотели бы заниматься, меня не интересовало. Я бы мог притвориться, но это же неправильно. Мы с Дэйвом шли по Кристофер-стрит, где я и увидел Бобби снова. Он стал крупнее, тяжелее, на его огромный торс была натянута красная футболка. Все руки у него были покрыты татуировками. Бобби пошел прямо на нас, занимая все пространство, как всегда. Казалось, он готов к прыжку.

— Увидимся позже, — сказал я Дэйву, и он оставил нас вдвоем.

Дэйв некрупный, изящно сложенный, но у него сердце питбуля. Он посмотрел Бобби прямо в глаза.

— Может, мне лучше остаться? — проговорил он.

— Все нормально, — заверил я.

Наконец, он повернулся и ушел. Он выглядел разозлившимся. И я не сказал бы точно, на кого именно.

— Такой ты сейчас? — спросил Бобби, протягивая руку, чтобы коснуться серьги в моем правом ухе.

— Да.

— Почему, Джейсон?

— Это гены, Бобби. Я таким родился.

— Херня! Я видел парней, которые попадают в тюрьму натуралами, а выходят педиками. Из тебя быстро могут сделать там женщину.

— Это другое дело.

— Ну конечно. Я никогда не замечал, что ты такой, Джейсон. Мы же росли вместе.

— Я все тот же парень, Бобби.

— Ты вообще не парень, извращенец. Проверь-ка еще раз лучше свои причиндалы.

Я пытался ему объяснить, но Бобби не слушал. Наконец он коснулся рукой моей груди и легко ткнул меня.

— Ты помнишь ту нашу драку? — спросил он.

— Да.

— Думаешь, ты все еще мог бы сойтись со мной в ничью?

— Нет, но…

— Но что, киска?

— Но я бы попытался.

Он сложил губы, как для поцелуя, при этом зарычав. Затем он ушел.

Дэйв ждал в кафе.

— Ну, и что же мистер Мачо хотел?

— Старый друг…

— И теперь он проститутка, понятно.

— Он не проститутка, Дэйв.

— А кто же?

Я не знал.

Дэйв убедил меня поступить в полицию. Я и не думал, что в городе были геи-полицейские, пока он не представил меня одному на вечеринке. Он тоже не скрывался. Ни от кого.

— Они будут проверять тебя на прочность, — сказал он. — И некоторые еще из каменного века. Вне службы они гомофобы. Но у тебя появятся там братья, я обещаю.

Письменный тест оказался легким. Да и тест по физподготовке не намного сложнее. И не так уж много проблем на работе. И не так, чтобы уж много проблем на работе. Две драки, одна довольно серьезная… но я всегда стою до конца, никогда не отступаю. И когда все это поняли, все пошло совсем хорошо.

Как-то ночью в Бруклине я дежурил на вызовах с толстым ирландцем по имени Петерс. Все называли его Серж. Он работал уже целую вечность — он был слишком миролюбив и недостаточно хорошо лизал задницы, чтобы сменить униформу на штатское — это, кстати, была моя мечта, но я не обсуждал ее ни с кем. Мы поднялись на четыре лестничных пролета, чтобы проверить вызов — домашнее насилие, — это хуже всего, сказал Петерс.

Он был прав. Женщина была избита до полусмерти, но она отказалась писать заявление. Мы ничего не могли сделать.

— Напоминает дом, — сказал Петерс, когда мы спускались по лестнице. — Твои предки когда-либо вот так скандалили?

— Моего отца убили на войне, — ответил я.

— Кое-кто сказал бы, что тебе повезло, — хмыкнул он, закуривая одну из своих коротеньких сигар.

Я проехал три квартала, прежде чем он сказал мне, прижаться к бордюру. На углу стояла забегаловка.

— Мне нужно выпить, — заявил он.

— Может, подождешь, пока мы выберемся отсюда?

— А, да не будь ты такой чертовой девочкой — если обезьяны будут шуметь, я брошу им банан.

— Серж, ты знаешь, что инспектор сказал держаться подальше от таких клубов. Давай мы…

— Не глуши мотор, сыночка, — сказал он и шагнул внутрь.

Я сидел и ждал его и уже почти докурил до конца, когда вдруг услышал выстрел. Я бросился к двери клуба, Серж лежал на полу, лицом вниз, кровь заливала униформу. Я увидел прямо за ним троих. У одного был мачете — я выстрелил ему в грудь. Что-то резануло мою левую руку. Они продолжали идти на меня. Я отступал, пока не оказался рядом с Сержем, стреляющего в сторону дальней стены, где другие прятались за столами. Кто-то отстреливался. Я выпустил очередь и потянулся за дубинкой. Вдруг почувствовал, что Серж двигается ко мне, он подтягивался на локтях, пытаясь высвободить пистолет. Я вырвал его у Сержа из рук, продолжая палить, а он рявкнул «10–13» [1] Код сообщения о вооруженном нападении. в рацию.

Когда местные полицейские пришли на подмогу, у меня оставалась одна пуля в пистолете Сержа.

Я проснулся в больнице, все вокруг меня было в красной дымке. Через некоторое время дымка стала розовой и я смог рассмотреть трубки, присоединенные ко мне. Я знал, что буду жить.

Серж сидел там, рядом с кроватью, с перебинтованной головой. У него был «небольшой перелом» черепа, как он сказал, и ему наложили на грудь несколько швов. Он показал мне два металлических комка.

— Вот, их вынули, мой мальчик. Из тебя. Один из руки, один из бедра. Если бы ты не носил бронежилет, как хороший солдатик, ты уже был бы просто куском мяса.

Я ничего не сказал, у меня во рту была какая-то пластиковая штуковина.

Потом приходили другие полицейские. Некоторые присылали цветы. Мэр пробыл ровно столько, чтобы его успели сфотографировать.

Они перевезли меня в большую, отдельную палату с окном, и мне стало лучше. Как-то пришел Дэйв. В комнате было полно людей. Он склонился над кроватью и поцеловал меня в губы. Один из полицейских хихикнул. Дейв покраснел.

— Если тебе есть, что сказать, то скажи это на улице. Мне скажи, если считаешь, что ты достаточно крутой. — Это говорил Серж, тыкая толстым пальцем в грудь полицейского, который хихикнул. Я даже не знал, что Серж тоже был в комнате.