Кэтрин Купер - Шале

Киваю.

— Хорошо. И как мы туда доберемся?

— Хм… на лыжах?

Похоже, Уилл начинает сердиться. Хотя причина его раздражения понятна: обычно я не такая размазня, наоборот, первой рвусь в бой. Попробовать магический гриб, который кто-то нашел в лесу? Запросто! Прокатиться голой на велосипеде среди ночи? Да ради бога! Но сейчас все по-другому. Горнолыжный спорт — это страшно, а не весело.

Уилл кладет мои лыжи на снег и протягивает мне руку.

— Помнишь, как застегивать крепления? Надевай, и поедем с тобой к бугелю.

У меня на глаза наворачиваются слезы.

— Но там же столько народу! — Голос звучит пискляво, и я ненавижу себя за это. — Мне страшно, что меня собьют! Я же езжу еле-еле, а они вон как мчатся!

Он изображает сочувственную улыбку и похлопывает меня по плечу.

— Не беспокойся! Я поеду за тобой, сразу следом, чтобы никто на тебя не наткнулся, а там, внизу, будет гораздо спокойнее. Смотри, тебе даже не надо поворачивать; просто езжай прямо, держа лыжи плугом, чтобы контролировать скорость. Никто в тебя не врежется!

«Откуда ты знаешь?» — стонет голос внутри меня, но я заставляю себя кивнуть и выдавить:

— О’кей.

Я опять трачу целую вечность, чтобы попасть в крепления, в то время как Уилл застегивает свои буквально за секунду.

— Ну что? Запомнила: носки вместе, колени согнуть, смотреть вперед — мы едем к бугелю, ясно? On y va!

— Что? — переспрашиваю я смущенно, стараясь упомнить все, что он только что сказал. Носки вместе, а дальше?..

— Не важно. Это значит «поехали!». По-французски.

Уилл срывается с места, и меня охватывает гнев — он же обещал держаться рядом со мной! Я отталкиваюсь палками, ставлю лыжи плугом — как кусок пиццы, — и очень медленно еду за ним.

— Вау! Видишь? У тебя получается! — кричит Уилл, видя, что я начинаю спускаться. Я понимаю, что слишком сгорбилась, опустила голову и оттопырила зад, вопреки его предупреждениям, но следую за его голосом, пока мы не останавливаемся. Каким-то образом нам удалось добраться до подъемника.

Но он не похож ни на один из тех, что я видела раньше. Люди терпеливо стоят в очереди, а потом хватают большую металлическую перекладину, приближающуюся к ним, проталкивают ее между ног, чтобы металлический диск в центре оказался у них за спиной, и эта штука тащит их в гору. Это даже хуже, чем «пузыри».

Уилл смотрит на меня выжидающе. Я в ужасе таращусь на него:

— Ты серьезно думаешь, что я поеду на этом?

Он явно расстроен:

— Луиза, все будет в порядке! Смотри, даже дети справляются. Тебе надо только держать лыжи прямо и не садиться на диск, а просто опираться на него.

Один из мужчин в красном берется за перекладину и придерживает какого-то малыша перед собой, пока не раздается щелчок и они не начинают вместе скользить вверх по склону.

— А можно и нам так подняться? — спрашиваю я, надеясь привнести в ситуацию легкость, которой на самом деле не ощущаю.

Уилл смеется. Я понимаю, что это первый раз за весь день, когда хоть кто-то из нас рассмеялся.

— У тебя получится! Вот увидишь.

Но у меня не получается. В первый раз, уцепившись за перекладину, я просто ее выпускаю. Во второй умудряюсь продеть ее между ног, но она дергается — а я этого не ожидала, — и я падаю, даже не сдвинувшись с места, после чего пять унизительных минут Уилл и оператор подъемника пытаются поднять меня на ноги и уговорить на новую попытку. На следующий раз я проезжаю пару метров, но забываю предупреждение Уилла не садиться и плюхаюсь на задницу.

Мне больно и стыдно. У всех получается — кроме меня. Я вот-вот разрыдаюсь, да и терпению Уилла, похоже, наступает конец.

Но когда я уже готова швырнуть палки на землю и заявить, что больше не собираюсь этого делать, мне удается зацепиться и доехать до самой вершины.

Теперь я настолько вымотана, что прошу Уилла сделать перерыв на ланч, прежде чем кататься дальше. К счастью, прямо на небольшом склоне, куда мы забрались, есть симпатичное кафе.

Мы оставляем лыжи снаружи — Уилл настаивает на том, чтобы закрепить по одной моей лыже и одной его, чтобы их не украли, — и мы занимаем столик на террасе. В глубине души я надеюсь, что их и правда украдут, чтобы мне не пришлось мучиться дальше. Я даже согласна за них заплатить — той самой кредиткой, расходы с которой мне нечем возмещать, — вместе со всем остальным. Оно того стоит — лишь бы не продолжать.

Однако пока я нежусь на солнышке и любуюсь видом за деревянной балюстрадой, настроение у меня заметно улучшается. Все-таки вокруг и правда красота.

Уилл тянется ко мне через стол и сжимает мою ладонь в своей.

— Ты все утро держалась молодцом, — говорит он.

В ответ я улыбаюсь.

— Очень мило с твоей стороны, но мы оба знаем, что это ложь. — Делаю паузу. — Наверное, лыжи все-таки не мое.

Он еще раз сжимает мою руку, а потом отпускает и со вздохом откидывается на спинку стула.

Только тут я понимаю, что у него наверняка тоже были свои представления об этих каникулах. Он рисовал себе картины, как мы мчимся по склону наравне с остальными, целуемся на подъемнике, за секунду сбрасываем лыжи, чтобы заскочить в бар выпить пива или глинтвейна, а потом так же ловко надеваем их назад и продолжаем спуск. Он не подписывался на слезы и скандалы.

— Извини, — говорю я. — Может, теперь у меня будет получаться лучше… Я очень постараюсь.

Уилл запрокидывает голову и блаженно потягивается, а потом выпрямляет спину и смотрит мне в глаза. Лицо у него довольное, и я испытываю облегчение.

— Не глупи. Я знаю, что ты стараешься изо всех сил. И вообще, для меня главное — быть с тобой.

Декабрь 1998 года, Ла-Мадьер, Франция

Уилл

Это была ложь.

Я люблю Луизу, правда. Ей я этого еще не говорил. Думаю, путешествие — как раз подходящий момент. Но, черт побери, сегодня она меня взбесила.

Я понимаю, что поначалу кататься тяжеловато. Но честно, родители поставили меня на лыжи в четыре года, и я как-то справился, так с чего она разыгрывает такую драму?

Зачем я только вызывался ее учить? Худшей идеи и не представишь! За сегодня я проехался только по детской горке — и всё. Такими темпами я не доберусь до нормальных склонов за всю неделю.

Надо признать, что за ланчем Луиза все-таки взяла себя в руки. Пара бокалов пива, вино, стейк с жареной картошкой и часок на солнышке — и вот она уже стала собой прежней, принялась восхищаться погодой и видами и даже делать многообещающие намеки на сегодняшний вечер.

Конечно, мне это приятно, но я все-таки надеялся покататься.

Поэтому у меня возник план. Я доеду с ней до низа холма — зеленая трасса, даже Луиза справится. Наверняка к этому моменту она решит, что с нее на сегодня хватит, так что я оставлю ее там, а сам улизну и пару раз скачусь с настоящих склонов, пока не закроют подъемники. Она отдохнет, я покатаюсь — все будут в выигрыше.