Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

У Софии стало так много дел, что она не успевала предаваться своим тревогам. Похоже, даже Валин не выдержал жары — черная машина исчезла. Домой София приходила настолько усталая, что у нее оставались силы лишь на то, чтобы пить чай со льдом и писать свой блог.

Но спала она беспокойно. В квартире было душно, а оставлять на ночь окна открытыми София не решалась. Вместо этого купила кондиционер, который только гонял воздух и мешал ей спать своим гудением. Часто она просыпалась, тяжело дыша. Ночи казались бесконечными.

Жара подпитывала кошмарный сон, возвращавшийся с особой настойчивостью Всегда один и тот же. Освальд, прижавший ее к стене. Менялись детали. Его дыхание иногда бывало тяжелым, иногда — хриплым и шершавым. Все ее чувства во сне были обострены до боли. Боль, когда он укусил ее в затылок. Пуговицы, падающие на мраморный пол, когда он сорвал с нее блузку. Просыпаясь, София чувствовала себя совершенно измотанной. Из последних сил пыталась убедить себя, что однажды кошмары отступят и она перестанет прокручивать в голове эту сцену.

О том вечере София никогда не писала. О том, что произошло тогда, знали только Беньямин и Симон. Однако она догадывалась: ключ к пониманию того, почему Освальд так болезненно охотится за ней, — его тяжелое дыхание в тот раз. Может быть, ей стоит написать об этом…

Поначалу София колебалась, поскольку ей уже виделась некая закономерность. Когда она изобличала его, начинались нападки — со все нарастающей интенсивностью. В словах Беньямина и Симона есть рациональное зерно — достаточно ей заткнуться, и Освальд оставит ее в покое. Но не исчезнут ни кошмарные сны, ни чувство вины. В «Виа Терра» остались ее друзья, которых заставляют прыгать со скалы в ледяную воду и питаться рисом с бобами. Стоило ей подумать об Эльвире, и София понимала — подруге там очень плохо. Снова вспоминались слова Магнуса Стрида: «Некоторые из нас не могут спокойно смотреть на то, как жирные негодяи садятся на шею слабым».

В один особенно жаркий и удушливый вечер она написала пост. Писала и удаляла, переписывала и редактировала. Снова и снова просматривала текст, пока не почувствовала, что больше ничего не может улучшить. К этому моменту Дильберт уже несколько часов дрых на ее кровати.

Когда на следующее утро София заглянула в блог, там появилось множество комментариев. Большинство писало нечто вроде «бедняжка» или «мужественный поступок — рассказать об этом». Но от одного комментария ей стало не по себе. «Что ж ты не дала этому негодяю ногой в пах? Сама виновата. Ты же не сказала „нет“».

Комментарий добавил некто, назвавший себя Ultrafemina. Софию это вывело из себя — вероятно, потому, что в этом утверждении ей почудилась доля правды. Но затем она все же решила послать Ultrafemina подальше. Что эта особа знает о том, каково было жить там, на острове? О последствиях протестов против Освальда? София решила, что Ultrafemina — старая тетка, никогда не занимавшаяся сексом и теперь срывающая свою обиду на других, добавляя злобные комментарии.

Чего она точно не ожидала, так это того, что вечерние газеты ухватятся за ее разоблачение и через пару дней запестрят сенсационными рубриками.

В целом они скопировали ее пост в блоге, добавив скандальные заголовки и ее фотографию.

Беньямин позвонил ей на работу, что, как он знал, было строжайшим образом запрещено.

— Что происходит? — спросил он. Голос его звучал глухо и взволнованно.

— Спроси у газетчиков, которые все это написали. Они просто скопировали мой блог… Черт подери, я имею право писать все, что захочу.

— Но ведь он не насиловал тебя?

— Нет, но я этого и не писала.

На другом конце раздался вздох облегчения.

— Послушай, он может подать на тебя в суд.

— Нет, но он может подать в суд на газеты. Ты не мог бы перестать цепляться ко мне? Я не виновата, что СМИ всё выворачивают наизнанку. Сейчас мне нужно работать. Увидимся в выходные.

— Ты знаешь, я не смогу…

— Что такое?

— В субботу корпоратив. Ты тоже можешь пойти, но это в основном для сотрудников.

В сознании пронесся образ Сиенны, но тут София заметила, что Эдит Бергман сурово поглядывает на нее. Перед ее стойкой уже собралась очередь.

— Я должна идти. Хорошо тебе повеселиться.

Она дала отбой, прежде чем Беньямин успел что-либо сказать.

«Это лишь вопрос времени…»

София виновато улыбнулась мужчине, стоявшему первым в очереди.

— Чем могу помочь?

— Дело в том, что я не могу найти одну книгу… А скажи, это не твой портрет сегодня на первой странице «Экспрессен»?

И так все и продолжалось. Весь этот треклятый день.

Наконец жара уступила потокам прохладного воздуха, которые приятно освежили город. Потом воздух стал тяжелым и сырым, начался дождь. Маленькие упрямые капельки по вечерам, мощный ливень на следующий день. К обеду небо прояснилось, воздух стал свежим и прозрачным.

Настала пятница. София проглотила обиду по поводу разговора с Беньямином, но теперь, с приближением выходных, ситуация становилась невыносимой. Он больше не звонил, а она не собиралась перед ним унижаться. Их размолвка повисла над головами, как грозовая туча между Гётеборгом и Лундом. Идя через парк к своему дому, София сердито поддавала ногой мелкие камешки на дорожке, так что те улетали на газон. Подняв глаза, она увидела Альму. Лица ее было не разглядеть, но София тут же ощутила тревогу, исходившую от старой женщины. Она бегом кинулась к подъезду.

— Что случилось?

— Дильберт… его кто-то украл.

— Что?

— Это моя вина, прости меня. Я хотела купить молока и привязала его у магазина. Думала, отлучусь всего на пару минут, но очередь была длинная, да еще и терминал забарахлил… А когда я вышла, его уже не было… — Она расплакалась. — Я никак не могла предположить… Поводка тоже не было. Он пропал.

София подумала, что Альма просто забыла, где именно привязала пса. Дильберт наверняка сидит как дурак у магазина и ждет ее.

— Пошли, Альма. Пойдем посмотрим еще раз. Может быть, он сорвался, а теперь вернулся…

Однако у магазина собаки не было. Альма показала, как привязала Дильберта за поводок на велосипедной парковке. Теперь София испугалась, но постаралась не поддаваться панике. Она была уверена, что Альма плохо завязала узел. Наверняка пес сорвался, почуял какую-нибудь добычу, а потом заблудился.

Паника подступила потом, когда она помогла Альме добраться до дома, а сама стала бродить вокруг и звать Дильберта — только теперь София поняла, как привязалась к маленькому существу. Внутри ее образовалась пустота, заполнявшаяся страшными картинами. Дильберт, сбитый машиной на шоссе… Дильберт, зацепившийся поводком за куст или пень, не в силах вырваться… Дильберт, которого завлекли отравленным мясом, и теперь он лежит и мучается где-то… Дильберт, забитый насмерть камнями уличной шантрапой…