Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

— Просто безумие какое-то! Зачем им все это понадобилось?

— Во всем этом ты разбираешься куда лучше меня. Но сейчас расскажи про Сан-Франциско.

— Вильма, я хочу, чтобы ты сообщила об этом в полицию. В Лунде есть очень толковая женщина-полицейский, Андреа Клаэссон. Я дам тебе ее номер.

София сама услышала, как ее голос зазвучал тоньше, пока она говорила. Почувствовала свое тело, жар, разливающийся по лицу; ее прошиб пот, а во рту пересохло. Холодок вдоль спины, смешавшийся с потом, ощущался как ледяная вода. София ощутила присутствие Освальда, где-то за тысячи миль, и осознала, что он никуда не исчезал, словно подземный поток. Слабый гул в ее сознании, который никогда не смолкал.

Заставив себя говорить легким непринужденным тоном, она рассказала Вильме о первых днях в Сан-Франциско, однако ее мысли носились где-то далеко. Закончив разговор, София вышла на балкон. Теперь она заметила оливки на дереве, ощутила легкий насыщенный запах, который яркое солнце вытягивало из листвы. Долго-долго стояла так и размышляла, пока ее мысли не перенеслись на Симона — и София тут же поняла, почему должна поговорить с ним.

Утром Симон совершил одну из своих редких поездок на материк — в основном чтобы закупить кое-что по работе. Поскольку сезон закончился, большинство магазинов в деревне закрылись. На переправе Симон разговорился с Эдвином Бьёрком.

— Боже мой, похоже, с тех пор, как ты начал работать в пансионате, количество посетителей, стремящихся на остров, удвоилось, — сказал тот. — Теперь они приезжают круглый год. Зимой мне пришлось запустить дополнительный паром на рождественские праздники. Как там София?

— Не знаю, — ответил Симон. — Она уехала за границу. Это произошло всего несколько дней назад, и я от нее пока ничего не получал.

— Так ее все-таки достали эти свиньи из секты?

— Да, ее терпению пришел конец. Страшно подумать, что они с ней делали. Установили у нее в квартире камеру наблюдения, отрезали кусок уха ее псу…

Поскольку Бьёрк сам был собачником, это его особенно потрясло — он разошелся и ругал «Виа Терра» все время, пока они ехали. И угрожал страшными вещами — например, сжечь усадьбу. Симон положил руку ему на плечо и сказал, что справедливость в конце концов восторжествует. Самому ему показалось, что это прозвучало по-идиотски, но Бьёрк, похоже, немного успокоился.

Когда Симон закончил с покупками, до отправления парома оставался целый час, так что он заглянул в книжный магазин. И сразу увидел эту книгу. Она красовалась на стенде новинок, прямо посреди магазина.

Франц Освальд фон Бэренстен, «Так я иду земным путем».

Фотография на обложке, кажется, сделана недавно. Освальд одет в светло-серый костюм, волосы распущены, на губах застыла эта его ослепительная улыбка. Должно быть, снимали в тюрьме — он выглядел не таким загорелым, как обычно. Даже немного бледным. Симон подумал, что Освальду в тюрьме, по крайней мере, хотя бы солярием не разрешают пользоваться. Покупать книгу ему не хотелось — тошнило от одной мысли заплатить за нее хотя бы крону, — и все же он не смог удержаться.

На пароме Симон, избегая Бьёрка, уселся на скамью на корме и стал читать. Поднялся сильный ветер. Когда они швартовались в порту, книгу чуть не вырвало из рук Симона.

На берегу он направился в сторону пансионата. Шел медленно, вдыхая свежий воздух, поглядывая по пути на сосны на холмах. Отдельные облака быстро проплывали под кронами, словно куда-то торопились. Каждый раз, возвращаясь на остров, Симон ощущал себя так, словно в его жизни образовалась трещина и он внезапно перенесся в незнакомый мир. И это несмотря на то, что он прожил тут четыре года… Только увидев остроконечную крышу теплицы на фоне неба, Симон почувствовал себя дома.

Вернувшись домой, он продолжил читать, сидя в любимом кресле; прервался только, чтобы поужинать. К девяти часам дочитал книгу. В целом это была своеобразная автобиография с вкраплением мелких советов по достижению лучшей жизни. Особенно возмущала в ней Симона явная ложь. Например, заявление, что Эльвира сама соблазнила его, солгав о своем возрасте. Или что он постоянно скорбит о своей семье.

Но самое отвратительное было то, что Освальд написал о Софии. Всего несколько строк, но и этого достаточно.

«София Бауман в течение двух лет была моей секретаршей. Эффективная, компетентная и сообразительная. Однако в то время, когда мы работали вместе, София часто позволяла себе намеки сексуального характера. Из соображений профессиональной этики я никогда не отвечал на ее приглашения. Вероятно, именно поэтому она под конец оказалась так настроена против меня. Лично я не питаю никаких обид на Софию и уверен, что мы еще встретимся в будущем при других, лучших обстоятельствах».

Первая мысль, возникшая у Симона: он должен любой ценой позаботиться, чтобы София не взяла в руки эту книгу. Она точно сразу же начнет лезть на стены. Потом он подумал о том, как несправедливо все получилось. Освальд сидит в тюрьме и оттуда распространяет ложь… Симон открыл компьютер и «погуглил». Ему сразу же выпали тысячи ссылок на книгу, о которой уже писали во всевозможных СМИ и социальных сетях. В рекламе фигурировали такие эпитеты, как «Самая захватывающая книга года» и «Взрывной отчет о личной жизни Франца Освальда».

Симон уставился на фотографию Освальда, не в силах избавиться от раздражения, — до чего же тот умеет сбивать с толку людей! Даже сидя в тюрьме. Затем решил позвонить Магнусу Стриду. Раньше он никогда сам не звонил ему, но теперь у него возникла идея.

Журналист ответил своим обычным бодрым голосом:

— Симон! Давно не общались… Что у тебя на сердце?

— Хотел спросить, читал ли ты книгу Освальда?

— Да уж… Самая немыслимая чушь, какую мне когда-либо доводилось читать.

— Я тоже так думаю. Меня бесит, что масса людей прочитает его лживые выдумки… Но я слышал, что и ты тоже пишешь книгу о «Виа Терра». Когда она выйдет?

— Ближе к весне.

Симон задумался. В течение нескольких месяцев он сможет выступать в роли шпиона Софии — до выхода книги.

— В таком случае я готов дать интервью.

— Супер! Мне это очень пригодится. Далеко не все решаются говорить открыто.

После разговора с Магнусом Симон почувствовал себя лучше — и занялся своими вечерними делами.

В тот момент, когда он собирался пойти и лечь, на глаза ему попалась газета, лежавшая на журнальном столике, которую он не успел прочесть. Это противоречило его принципам, так что Симон сел на диван и открыл ее. В разделе о культурной жизни мелькнула статья: книга Освальда предположительно побьет все рекорды продаж в сегменте шведской биографической литературы. Тут же содержалась и рецензия на книгу — не особенно хорошая, но какое это имело значение?