Луанн Райс - Ящик Пандоры

Джеки посмотрела на листок, оставленный Энн. Она подняла записку, чтобы внимательнее ее рассмотреть, и на глазах навернулись слезы. Почерк Энн принадлежал Клэр. Клэр была жива, все еще находилась на этой земле. Джеки долгое время сидела неподвижно.

А потом поняла, куда ей нужно идти.

Клэр

Возможно, я сейчас совершила самую большую ошибку в своей жизни, согласившись встретиться с женщиной из Интернета, утверждающей, что она владеет информацией, в которую практически невозможно поверить. Но я понимала, что не могу прятаться в своей хижине вечно, и, если хочу спастись, мне необходимо услышать ее историю.

Еще несколько человек появились на пляже и установили лежаки и зонтики. Я позаимствовала одну из бейсболок Тома с эмблемой береговой охраны и большое полотенце из шкафа Джеки и шла вдоль волноотбойной стенки с опущенной головой и накинув на плечи полотенце. Таким образом добралась до тропинки, оставшись незамеченной.

Существовало много других более подходящих мест для встречи с незнакомцем, но без машины мой выбор был ограниченным. Я не хотела показывать Фенвик388 дорогу к своей хижине, поэтому велела ей свернуть прямо к гранитной скамье на краю прибрежного болота, а не в лес.

Мое место ожидания находилось на опушке соснового леса, настолько густого и затененного, что утреннее солнце не могло пробиться сквозь ветви. Я оставалась незаметной, но сама прекрасно обозревала скамейку с видом на соленый пруд и узкие ручейки, извивающиеся по широкому зеленому прибрежному болоту. Сколько веселых вылазок за крабами было совершено в этом месте — как мною в детстве, так и большинством детей в Хаббардс-Поинт. Мы привязывали рыбью голову к веревке и добывали целые корзины синих ракушек.

Птицеловы тоже любили это место. Оно отлично подходило для наблюдения за морскими птицами. Во время осеннего и весеннего перелетов камышовки пролетали мимо огромными стаями, и часто в тростниковых зарослях можно было увидеть людей с оптическими трубами на треногах. Сейчас тут никого не было.

Я вспомнила одну весну с Нейтом. Мне всегда нравились работы Роджера Тори Петерсона, великого художника и орнитолога, который жил всего в нескольких милях к северу. Когда мы с Нейтом только поженились, он подарил мне винтажный бинокль «Цейс 7×42», таким же пользовался Петерсон. Бинокль весил целую тонну по сравнению с более современными моделями, но у него было сенсационное качество изображения с чрезвычайной яркостью и большим полем зрения.

Мы устроились прямо тут, среди сосен, и наблюдали за парой черноклювых гагар. Прекрасные черно-белые птицы с красными глазами и способностью нырять и подолгу оставаться под водой, они могли прожить до двадцати пяти лет.

— Знаешь, они ведь находят пару на всю жизнь, — сказал Нейт.

— Так говорят обо всех пернатых, — возразила я. — Лебеди, кардиналы, цапли…

— Потому что это правда, — сказал он, прижав меня к себе. Его бинокль свисал с ремешка на шее.

— Ты просто хочешь, чтобы так было, — настаивала я. — Потому что ты — неисправимый романтик.

— А ты нет? — спросил он.

Я не ответила, и Нейт поцеловал меня, опустив на перину из сосновых игл. Деревья были такими густыми, мы знали, что нас никто не увидит, поэтому мы раздели друг друга и занялись любовью. Крепко прижимаясь к мужу, я закрыла глаза и поняла, что больше всего на свете хочу верить в то, что любовь длится вечно.

Иногда я спрашивала себя, почему ушла от Нейта, ведь он был таким хорошим, таким добрым мужем и идеально подходил мне. Наверное, в этом-то и была проблема. Потеряв родителей, я словно плыла по течению, не в полной мере осознавая, что делаю. И совсем перестала верить, что вещи, особенно которые имеют наибольшее значение, могут длиться вечно.

Сейчас, ожидая Фенвик388, что бы это ни значило, я была настороже, поскольку еще с момента нападения чувствовала себя так, словно меня вывернули наизнанку, как будто все мои нервные окончания оголились. Я посмотрела на пляж, в том направлении, откуда она должна была появиться, и увидела, что там становится многолюдно. Стоял ясный, теплый июньский день. У многих детей занятия уже закончились. Их возгласы и счастливые крики, когда они забегали в воду или выбегали из нее, создавали своего рода фоновую музыку.

Когда я снова посмотрела на тропинку, то увидела женщину, спешащую в моем направлении. У нее были светлые волосы до плеч и потрясающие скулы, она была одета в широкие брюки, чем напоминала кинозвезду сороковых годов. Я ее не узнала, но учитывая время, поняла, что она, должно быть, и есть Февик388. С ее приближением я почувствовала, как мое тело напряглось, и забилась в тень сосен еще глубже. Вот оно — либо пан, либо пропал. Как только она меня увидит, мой секрет, что я жива, что я здесь, будет раскрыт.

Она подошла к каменной скамье, всего в пятнадцати ярдах от меня. Настороженно повернулась по кругу, явно кого-то высматривая. Я видела, что мы примерно одного возраста. Сердце колотилось с такой силой, что я ощутила буквально бешеный пульс. Во рту пересохло.

— Энн? — крикнула она. Затем повторила громче: — Энн!

Я заколебалась, может, не стоит выходить? Почему я решила, что могу доверять этому незнакомому человеку из Facebook больше, чем Джеки или Конору? Но все-таки, даже предполагая, что это может быть западней, я вышла из леса на яркий солнечный свет.

— Фенвик388? — спросила я.

Открыв от удивления рот, женщина сделала два медленных шага ко мне.

— Бог ты мой, — произнесла она. — Клэр.

Конор

Уэйд Локвуд позвонил Конору с просьбой встретиться, не у него дома на Катамаунт-Блафф, а в его офисе в Истерли. Когда Конор поинтересовался, зачем, Локвуд сказал только «Клэр», предпочтя приберечь остальное до их встречи.

Конор приехал раньше назначенного времени, поэтому он заскочил в авто-кафе и поехал вдоль набережной Истерли. Он миновал кирпичные здания, построенные в девятнадцатом веке. На первых этажах некоторых из них располагались бары и кафе, а вторые и третьи этажи занимали квартиры. Другие дома оставались заброшенными. Вывеска на магазине стереоаппаратуры с уже давно закрытыми ставнями выцвела от солнца и соленого воздуха. Старый эстрадный театр с затейливо украшенными колоннами и карнизами был заколочен досками все время, сколько Конор себя помнил.

Добравшись до припортовых владений Локвуда, Конор припарковался у волноотбойной стенки и выпил свой черный кофе. В отличии от тихого центра, эта территория, недавно подаренная городу для создания парка, была оживленной. Уэйд освоил огромные участки прибрежной зоны Истерли, и этот был одним из последних нетронутых им. До недавнего времени здесь располагались полуразрушенная мельница, фабрика и три ветхих пирса. Эта земля принадлежала семье Локвудов на протяжении двух столетий и служила свидетельством упадка производства в прибрежном Коннектикуте. Локвуды не только удержались на плаву, но и сколотили капитал на инвестициях, покупке и продаже прибрежной недвижимости.