Стефан Анхем - 10 способов умереть

Через шесть минут после назначенного времени дверь отворилась, и Теодора ввели два конвоира. Он смотрел в пол, серая одежда следственного изолятора была слишком ему мала. Еще одна деталь, которая заставила их почувствовать себя плохо. Но хуже всего были наручники. Он прекрасно знал правила, и надевать их на Теодора было явным перебором.

— Зачем вы надели на него наручники?

Один конвоир повернулся к другому.

— Ты понял, что он сказал?

Второй покачал головой.

— Наручники. Зачем они? Он же не убийца.

— Ну, этого мы еще не знаем, не так ли?

— Дорогой, они только делают, что им сказали. — Соня положила руку ему на колено, чтобы он остался сидеть. — Будет только хуже.

— Сообразительная дамочка, — сказал первый и снял с Теодора наручники.

— И аппетитная, — тихо сказал другой.

Фабиан услышал и понял каждое их слово, но так как Соня, казалось, ничего не поняла, он послушался ее совета и позволил ухмыляющимся охранникам покинуть комнату для посетителей.

Теодор сел напротив них, он смотрел на стол. Фабиану захотелось встать, подойти и обнять его. Показать, как сильно он его любит, приободрить и вселить уверенность в том, что все будет хорошо. Но он остался сидеть, боясь нарушить тишину.

— Привет, Теодор, — наконец сказала Соня, наклоняясь вперед. — Как ты? — Она ждала ответа, но его не последовало. — Теодор, дело не в том, что я не понимаю, как тебе сейчас плохо и как вся эта ситуация кажется безумно несправедливой. Мне просто нужно самой осознать, как я все это ощущаю. Как мне больно оттого, что ты заперт в этом месте с охранниками, которые надевают на тебя наручники потому, что ты должен встретиться с нами. Для тебя, конечно, все это намного хуже. Но почему бы тебе все же не поделиться со мной? Как прошла ночь? Получилось ли поспать? — Она подождала, но никакой реакции не последовало.

— То, как они обращаются с тобой, с нами, в целом ведут себя во всей этой ситуации, просто ужасно, — сказал Фабиан. — Но мы сможем пережить все это. Я тебе обещаю. Я позабочусь о том, чтобы ты получил самого лучшего адвоката, и мы сделаем все возможное, чтобы ты вернулся домой как можно скорее. Ты слышишь? Что бы ни случилось, мы всегда будем рядом.

— И еще кое-что, — добавила Соня. — Мы с папой решили, что одобряем вашу с Матильдой идею. Как только ты вернешься домой и все это будет позади, мы купим лодку. — Она повернулась к Фабиану и улыбнулась ему: — Думаю, будет здорово.

Фабиан кивнул и почувствовал, как к нему наконец возвращается энергичность.

— Мы хотим сказать, что ты не одинок. — Он встал и подошел к Теодору. — Ты понимаешь? Мы вместе. — Он наклонился и обнял сына. — Ты, я и мама. — Но он тут же почувствовал, что все происходящее кажется каким-то неправильным, возможно, даже фальшивым. — И всего через несколько недель все это закончится, и мы выйдем в море и поднимем паруса. Холодность, с которой Теодор отреагировал на его объятие, заставила его из чувства самосохранения просто отстраниться.

И тут наконец они увидели реакцию сына. Теодор выпрямил спину и посмотрел в их сторону.

— Думаю, мы закончили, — сказал он. — Вы начинаете повторяться.

— В смысле «закончили»? — воскликнула Соня. — Мы же только что приехали, и у нас осталось больше сорока минут. Или что ты имеешь в виду? Ты хочешь, чтобы мы ушли?

Теодор кивнул.

— И я был бы вам очень признателен, если бы вы оставили меня в покое и больше не приезжали. — Он встал, повернулся к ним спиной и, подойдя к закрытой металлической двери, нажал на кнопку.

— Но, Теодор, что ты такое говоришь? — последовал за ним Фабиан. — Ты не можешь просто взять и уйти, ведь мы приехали к тебе!

— Я не так уж много могу, но именно это сделать имею полное право.

Дверь открылась, и вошел один из охранников.

— Мы закончили, — сказал Теодор.

Мужчина кивнул и надел на него наручники, и все, что Фабиан мог сделать, — только обнять Соню, пока Теодора выводили из комнаты для посетителей.

Назвать это лифтофобией можно было с трудом, но Лилья действительно никогда не любила лифты. Особенно такие вот старые и тесные, которые могут поехать вверх, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Но сейчас все уже было решено. Она поедет в лифте, а остальные поднимутся по лестнице, так что единственное, что ей оставалось, — это надеяться, что он сможет преодолеть весь путь до третьего этажа.

Наверху была ее новая квартира, на двери наклеена липкая лента с ее именем. Но она не собиралась идти домой. Отнюдь. Вероятно, пройдет еще много часов, прежде чем она будет готова войти туда.

Она подошла к двери квартиры справа с табличкой П. Милвох , сделала несколько глубоких вдохов, чтобы собраться с мыслями, и нажала на серую кнопку рядом с дверью. Внутри послышался назойливый звук.

Было совершенно абсурдно, что они разыскивали именно его, ее соседа. Но благодаря необычной фамилии они смогли быстро опознать его, и, даже несмотря на то, что на снимке в паспорте он был с бородой, все сошлись на том, что это тот самый мужчина, который ездил на разведку в «Ика Макси» в Хюллинге.

По данным миграционной службы, он приехал из Китая, ему было предоставлено убежище 9 августа 2010 года. Даже это само по себе было очень необычно. А будучи членом вдохновленного цигуном политического движения «Фалуньгун» он смог претендовать и на статус политического беженца.

Его кошмарная история о том, как он в воскресенье 15 сентября 2002 года был захвачен китайскими властями и отправлен в трудовой лагерь «Масанцзя» в районе Юхонг недалеко от Шэньяна на северо-востоке Китая, по-видимому, произвела немалое впечатление на сотрудников миграционной службы.

Лагерь представлял собой одну из нескольких фабрик живых человеческих органов, где он вместе с тысячами других последователей «Фалуньгун» содержался под стражей и занимался тем, что можно назвать только рабским трудом. Он пробыл там в совершенно ужасных условиях семь лет.

Богатые клиенты на нелегальном рынке органов могли через китайские сайты заказывать внутренние органы, которые затем извлекались у заключенных. За годы своего пребывания в лагере он потерял левую почку. Когда было принято решение продать его сердце и остальные органы, ему удалось выбраться оттуда и бежать из страны, проделав путь до самой Швеции, где ему предоставили гражданство, и он стал называться Понтус Милвох.

Лилья отпустила маленькую кнопку и стала изучать круглый отпечаток на кончике пальца, а тем временем из квартиры доносился мелодичный звонок.

— Как я и думала, — сказала она и обернулась. — Он не открывает.

— О’кей, мы входим, — послышался из темноты голос Утеса, который поднимался по лестнице вместе со слесарем и группой быстрого реагирования из трех человек.