Ирса Сигурдардоттир - Прощение

Гвюдлёйгюр тронул Хюльдара за плечо.

— А что это там в окне?

Хюльдар оторвал взгляд от экрана и посмотрел на большое окно рядом с раздвижной дверью. Лучи низкого солнца отражались от стеклянной панели, мешая рассмотреть то, на что указывал Гвюдлёйгюр. Хюльдар прищурился и наконец увидел. Изнутри к стеклу был приклеен лист белой бумаги. Стараясь удержать одной рукой вертлявого щенка, он повернулся к женщине и резко спросил:

— У вас точно нет ключа?

Уборщица испуганно покачала головой, словно боялась, что ее арестуют, если она забыла или потеряла ключ, или просто за то, что ей не поверят.

— Возьми собаку. — Хюльдар передал пса напарнику, и тот мгновенно успокоился на руках молодого детектива. Стараясь шагать как можно шире и переступив кровавую полосу, Хюльдар подошел к окну.

— Что-нибудь есть? — подал голос Гвюдлёйгюр.

— Да. Вот только надпись с другой стороны. Попробую прочитать…

Он отступил чуть в сторону, чтобы тень не падала на бумагу, — и как раз в этот момент на помощь пришел луч солнца.

На листке красовалась гигантская жирная цифра 3.

Хюльдар достал телефон и набрал номер Эртлы. Отправляясь сюда, он и подумать не мог, что сделает такой звонок. И хотя сама новость была ужасная, он испытал злорадство при мысли о том, какую шутку судьба сыграла с боссом.

Захватить фонарик он забыл, так что пришлось воспользоваться телефонным. Света было мало, но хватило, чтобы понять — и это стало неприятным, тошнотворным сюрпризом, — что мальчишка еще не совсем мертв. Серая, как у старой рыбины, кожа, и запах под стать. Подросток лежал там, где его бросили, но двигаться не мог. Одна рука была, по всей видимости, сломана, голова разбита, лодыжка и колено распухли.

И при всем при этом мальчишка не умер. С девчонкой получилось иначе. Она отдала концы практически сразу, не доставив особых проблем. Не то что при жизни.

Надо бы его прикончить, чтоб не мучился. Одного сильного удара по голове чем-то тяжелым — например огнетушителем — будет вполне достаточно. Но, как назло, ничего подходящего под рукой не оказалось. Может, оно и к лучшему — по крайней мере, не надо подходить ближе, вдыхать эту вонь, предвестницу смерти… Он едва терпел ее, находясь в двух метрах от жертвы, и одному богу известно, каково было бы стоять прямо над телом.

Парень лежал на спине, лицом вверх. Видел он что-то или нет, оставалось неясным, но прибить бедолагу ударом по лицу… нет, это было ему не по силам. Тем более после того, что стало с лицом девчонки. Поставить точку мог бы удар по затылку, но для этого пришлось бы подойти и перевернуть… нет, лучше и не думать.

Скоро все кончится само собой. Долго мальчишка не протянет. Задушить? Это не для него. Снять одежду и вытащить на холод? Тоже не вариант. Значит, надо подождать дня три. Или даже меньше, учитывая, сколько крови было потеряно. Вся одежда в пятнах, давно высохших и уже не красных.

Все его естество противилось этому, требовало уйти. Не только нос и глаза, но и уши, для которых становился пыткой каждый хрип, время от времени вырывающийся из горла умирающего. Всё здесь вызывало отвращение. Он не мог заставить себя прикоснуться к чему-либо, не мог даже сплюнуть, чтобы избавиться от привкуса железа на языке. Для всего этого была и другая причина: риск оставить биологический след.

Еще один хрип. Слабый, жалкий, как бормотание новорожденного. Звук совершенно неуместный в этой мрачности. В какой-то момент он даже испытал сожаление и спросил себя, как оказался в этом положении. Но тут же сурово напомнил себе, что мальчишка заслужил наказание. И все же в каком-то уголке сознания билось сомнение: а так ли оно на самом деле?

Предательская мысль была отогнана: нет смысла думать, что все было ошибкой. Ужасной, фатальной ошибкой. Что сделано, того не переделаешь. А значит, остается только использовать ситуацию по полной, себе на пользу. Сейчас это означало ждать. Что не так уж и сложно и не требует никаких усилий.

Снова хрип… голова мальчишки медленно скатилась набок. Глаза ненадолго закрылись и снова открылись. Они смотрели прямо на него; этот взгляд действовал на нервы. Слава богу, он принес с собой маску — на случай, если парня вдруг нашли бы. Впрочем, даже если б он и видел его, то образ вряд ли попал бы в мозг. Тем более при такой травме головы.

Нет, долго не протянет. Просто не сможет.

Сухие, потрескавшиеся губы шевельнулись. Что за чертовщина? Он пришел сюда, чтобы убрать тело, а не смотреть в глаза и не слышать, что шепчут губы. Если мальчишка сможет сказать хоть слово, это будет плохой знак.

Но нет, только выдох, слабое движение воздуха… Хотя можно разобрать звуки, разные звуки, похожие на слова. Возможно ли такое?

Чтобы ответить, нужно подойти поближе. Что такое он там пытается сказать? Молит о милосердии? О помощи? Если да, то получается, что он не помнит, что случилось до того, как он потерял сознание, а иначе знал бы, что милосердия ждать не следует.

Вонь вблизи была ненамного хуже. Подросток, похоже, ощутил присутствие другого. Глядя безучастно на черную маску, он шептал что-то. Кажется, ему стоило немалых усилий держать глаза открытыми: веки — одно из них распухло и побагровело — постоянно опускались.

Решив, что сможет разобрать шепот, мужчина наклонился и повернулся ухом к лицу похищенного. Может быть, сейчас будут произнесены последние слова… Может быть, они значили бы что-то для его семьи…

Или он хочет лишь попросить прощения? Всерьез, искренне. Вот только слишком поздно.

Паренек снова медленно поднял веки и напрягся, силясь что-то сказать. Пришлось наклониться еще ниже, так что маска почти коснулась серой кожи лица. В маске не было отверстий для дыхания, но он все равно ощутил его, когда умирающий открыл рот и попытался шептать. Ничего хуже этой вони, этого смертного смрада, не было и быть не могло. Но голос стих, прежде чем успел произнести хоть что-то, и теперь силы, похоже, окончательно покинули парня. Глаза закатились, закрылись и больше не двигались.

Мужчина выпрямился, бесстрастно посмотрев на жертву сверху. Грудь поднималась и опускалась какими-то конвульсивными рывками.

Пожалуй, лучше уйти. Все идет как надо. Осталось совсем чуть-чуть.

Приняв решение, он вышел и запер дверь. Можно прийти потом, позже. Беспокоиться не о чем, пацан не позовет на помощь и уже никак не привлечет к себе внимания. Пусть упокоится в мире.

На улице он сорвал с лица маску и сделал несколько глубоких судорожных вдохов, глотая чистый, свежий ночной воздух. Такое же облегчение приносит ледяная вода иссохшемуся от жажды горлу. И только потом настороженно огляделся, перед тем как направиться к машине.