Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

Грудь Кирстен судорожно поднимается и опадает, у нее над головой клубится дым, по лицу текут слезы и струи пота. Она что-то говорит, но слов не слышно, и Урса задыхается, словно это ее грудь сейчас заполняется едким горячим дымом, и ногти Марен протыкают ей кожу, и Кирстен издает хриплый сдавленный крик, и дышит, дышит, дышит.

Теперь по ветру разносится запах: запах горящего дерева, горящей плоти и горящих волос, – Кирстен дергается всем телом и наконец замирает. Над столбом кружат птицы. В едином порыве толпа подается вперед. Марен отпускает руку Урсы, и та чуть не падает без поддержки, а потом оборачивается к Марен, но той уже нет рядом. Зрители из задних рядов рвутся вперед, и Урса идет против потока, пробивая себе дорогу локтями, все-таки вырывается из толпы, и видит Марен, которая со всех ног бежит прочь.

Их никто не преследует. Урса пытается догнать Марен, но пышная юбка путается в ногах, и Урса спотыкается на каждом шагу, а Марен бежит быстро и вскоре скрывается из виду, затерявшись среди домов Вардё.

Что-то подсказывает Урсе, куда надо бежать: мимо дома фру Олафсдоттер, мимо малого лодочного сарая, мимо руин разрушенного дома – на мыс. Марен стоит на вершине утеса, наклонившись над краем обрыва, и кричит во весь голос. Вены на ее тонкой шее вздулись от напряжения. Когда Урса подходит, Марен сгибается пополам, и ее рвет прямо в море, плещущееся внизу, а потом она снова кричит.

Урса берет ее за руку и отводит от края обрыва. Она тоже кричит. Ветер уносит прочь их голоса, тот самый ветер, который раздувал пламя костра, поднимал черный дым и не дал им услышать последние слова Кирстен.

Наконец Марен умолкает. Она еле держится на ногах, и Урса уводит ее еще дальше.

– Пойдем домой, Марен.

Урса ведет Марен обратно в деревню. Там по-прежнему пусто, как на погосте. В небе над Вардёхюсом клубится черный дым, словно стая птиц, растревоженных перед бурей. Урса идет в малый лодочный сарай, хотя в доме фру Олафсдоттер гораздо теплее.

Она сажает Марен на стул, разбивает спекшуюся корку золы в очаге, разводит огонь. Жар пламени бьет Урсе прямо в лицо, заставляя ее отшатнуться. Марен сидит, сгорбившись, ее бьет озноб. Урса бежит в дом фру Олафсдоттер, собирает все одеяла, которые может унести, возвращается к Марен и расстилает их на полу, где раньше стояла кровать. Достает из кармана мешочек с последними зернышками аниса и протягивает его Марен.

– Приляг, Марен. Тебе надо лечь.

У Марен стучат зубы, она пытается что-то сказать. Урса наклоняется ближе.

– От меня пахнет ею, – шепчет Марен. – Она на мне.

Да, так и есть. На улице, на ветру, это было незаметно, но теперь Урса чует: они обе пропахли дымом, едкой гарью с тошнотворным сладковатым оттенком. Этот запах повсюду. На волосах Марен, на ее собственной коже.

– Жди меня здесь, – говорит Урса, и Марен пытается схватить ее за руку. – Вот, возьми. – Она кладет зернышко аниса в рот Марен, словно та малый ребенок, которому дают лекарство. – Я скоро вернусь.

Деревянная лохань для купания очень большая и очень тяжелая – не поднять. Урса тащит ее по земле, оставляя глубокие борозды на коротком участке между двумя домами. Ей приходится четыре раза бегать к колодцу, чтобы наполнить эту лохань хотя бы наполовину. Каждый раз, когда она возвращается в лодочный сарай, Марен так и сидит, где сидела, и смотрит застывшим, затравленным взглядом. Урса греет воду, выливает в лохань кипяток. Потом снова мчится в дом фру Олафсдоттер, открывает свой сундучок и достает флакон с мамиными духами с ароматом сирени. Флакон такой хрупкий, что Урса боится, что он расколется прямо у нее в руке, когда она будет вынимать пробку. Но он все-таки уцелел, и она выливает духи в лохань, все до последней капли.

– Давай быстрее, пока вода не остыла. – Она говорит тихо и хрипло, будто собственный голос дерет ей горло.

Марен скрещивает руки на коленях.

– Я не могу.

– Ты стесняешься? Меня не надо стесняться, – улыбается Урса. – У меня есть сестра.

– Я тебе не сестра, – произносит Марен как-то уж слишком резко.

– Но я люблю тебя, как сестру.

Урса подходит ближе, кладет руки на плечи Марен. На лице Марен застыла боль, и когда Урса гладит ее по плечу, она вздрагивает и пытается отстраниться.

Урса вздыхает.

– Я могу выйти.

– Не надо, – говорит Марен. – Просто отвернись.

Урса отворачивается, смотрит в стену. Слышит шорох сброшенной одежды, краем глаза улавливает тень движения. Потом раздается тихий плеск воды – это Марен забралась в лохань.

– Уже можно, – говорит Марен, и Урса оборачивается к ней.

Марен сидит съежившись, подтянув колени к груди. Она распустила волосы: длинные и густые, они накрывают ее, словно темное покрывало. На спине беззащитно торчат острые позвонки.

– На, держи, – говорит Урса, передавая ей кусок мыла, и Марен тянется, чтобы его взять. – Если хочешь, я намылю тебе спину.

Марен кивает, и Урса сдвигает в сторону ее волосы и начинает намыливать ей спину, от затылка до поясницы. Марен делает глубокий вдох, медленно выдыхает, еще ниже склоняет голову и горбится еще сильнее. Урса чувствует запах аниса, втирая мыло в волосы Марен. Она моет ей голову дважды, пока запах гари не исчезает совсем, перебитый ароматом сирени.

– Ну, вот. – Урса встает и протягивает мыло Марен. Та по-прежнему сидит неподвижно, низко наклонив голову. Длинные мокрые волосы льнут к ее тонкому, хрупкому телу. Она обхватила колени так крепко, что грудь буквально вжимается в ноги, и Урсе вдруг хочется прикоснуться к ее груди, почувствовать под рукою ее дыхание.

– Марен?

Марен медленно поднимает голову. В ее глазах – жгучий, гложущий голод. Такого Урса не видела никогда или, может быть, просто не замечала. Она по-прежнему протягивает Марен мыло, и та наконец расплетает руки и тянется его взять.

Но вместо мыла она берет руку Урсы, обхватив пальцами ее запястье так нежно и бережно, что Урса видит, что происходит, но почти не чувствует прикосновения. Марен подносит ее руку к губам и целует. Она смотрит на Урсу, которая замерла, словно в оцепенении, и затаила дыхание. Марен встает на колени в воде.

Урса никогда в жизни не видела такого тела: тонкого, крепкого и мускулистого. Острые кости на бедрах торчат, туго натянув кожу, волосы между ног и под мышками темные, груди маленькие и блестят от воды. Урса чувствует, как внизу живота разливается странный тягучий жар. Как сбивается ее дыхание. Глаза Марен горят неприкрытым желанием, и Урса знает, что такому желанию невозможно не уступить. Не то же ли самое ощущала она сама в эти последние несколько месяцев, когда они с Марен так сильно сблизились? Урса не знала, как назвать это чувство, и теперь тоже не знает, потому что, наверное, для него даже не существует названия. Марен по-прежнему смотрит ей прямо в глаза, а потом берет ее за руки и принимается целовать ей запястья легкими, невесомыми поцелуями. Урса роняет мыло.