Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

– Я пойду с тобой.

– Будет проще, – говорит Марен, и теперь ее голос звучит холодно и сурово, – если ты никуда не пойдешь.

Урса целует ее – отчаянно, жадно, – но Марен не отвечает на поцелуй.

– Марен, пожалуйста…

– Иди домой, Урса. Ночь уже на исходе, нельзя терять время. Сожги ночную рубашку, умой лицо.

– Я люблю тебя, – говорит Урса. И это правда. Внезапная, точно падающая звезда, яркая и щемящая правда. – Ты мне не скажешь, что тоже любишь?

– Не скажу. Не могу. – Марен встает, поднимает Урсу на ноги и выталкивает ее, плачущую, в ночь.

На слезы нет времени. Уже скоро наступит утро. Марен ждет, когда Урса уйдет. Ждет, когда хлопнет дверь дома фру Олафсдоттер. Так будет проще.

Марен смотрит на мертвого комиссара. Из его разбитой головы по-прежнему сочится кровь. Окровавленная скалка лежит у нее под ногами. Марен поднимает с пола и скалку, и желтое платье Урсы. Она не оставит улик, не облегчит им задачу. Когда Урса замахнулась для второго удара, Марен показалось, что это ее рука опускается вниз, ее пальцы сжимают гладкий холодный камень. Словно они с Урсой действовали вдвоем, как прежде в постели, всего лишь несколько часов назад.

Она закрывает дверь малого лодочного сарая. Она не взяла ничего, только платье, скалку и деньги. Она идет сквозь темноту, но не к гавани, а на мыс. На ее мыс, ее и Урсы, ее и Эрика. Желтое платье пахнет костром, на котором сгорели Кирстен и фру Олафсдоттер. Марен вдыхает горький запах гари. Этот запах знаком ей давно. Этим запахом полнятся ее сны о ките. Который впервые приснился ей в ночь перед штормом.

Она помнит, как лежала в обнимку с его громадной, дышащей тушей, пока его резали на кусочки. Помнит запах китового жира, горящего в лампах, еще до того, как кит перестал биться в ее объятиях. Теперь это видится предостережением. Ее не поймают, не бросят в ведьмину яму. Она это решила в тот самый миг, когда мама сказала, что ее объявили колдуньей. Она не будет заживо гореть на костре и вдыхать запах собственной опаленной плоти.

В деревне темно. Марен совершенно одна. Идет по знакомой тропинке, петляющей среди домов. Марен, наверное, единственная во всем Вардё не любит месяцы полуночного солнца. Этот мутный ночной полусвет всегда будил в ней тревогу, а теперь он еще напоминает о шторме, о молниях, о зеленоватых телах утонувших мужчин. Сейчас же в темноте, она ощущает себя защищенной.

В доме матери сумеречно и тихо. Марен молится за нее, просит Бога ее защитить. Пусть ее имя никогда не прозвучит в вырванных с болью признаниях. Марен молится за них за всех: за Эдне и Герду, даже за Торил и Зигфрид. Слишком много смертей, так нельзя. Она будет последней. Пусть на ней все закончится.

Она идет, склонив голову, мимо дома Бора Рагнвальдсона. Она не смотрит вперед и только чувствует, как меняется земля под ногами. Поднявшийся ветер подсказывает Марен, что она вышла к самому краю обрыва. Море бьется об острые скалы, в воздухе чувствуется привкус соли, и вместе со сладостью аниса у Марен во рту он отбивает горький вкус грязной воды, в которой ее топил комиссар.

Здесь, над стремительным морским течением, устремленным на север, где, как рассказывала ей Урса, стоит одинокая черная скала, которая притягивает к себе все, Марен молится даже о нем.

Положив скалку на землю, она надевает желтое платье Урсы. То самое платье, которое было на Урсе, когда Марен впервые увидела ее на пристани, впервые к ней прикоснулась, впервые поцеловала и поняла, что принадлежит не только себе, но и Урсе. Отныне и навсегда. Платье ей велико, даже надетое поверх одежды. Марен проводит ладонью по гладкой ткани и понимает, почему Урса все распускала и распускала шнуровку. Чтобы дать место растущему животу, сгустку твердеющей плоти в ее мягкой утробе. Ребенок ее защитит. И это тоже причина, по которой Марен не может взять Урсу с собой. Не может представить иного конца.

Она швыряет скалку в море. Она могла бы шагнуть в пустоту следом за нею. Это так просто – всего один шаг. Она не всплывет, как бедняжка Кирстен. Она пойдет камнем ко дну, как в своих снах. Ее примут острые скалы, удержавшие у берега их мужчин, или она рухнет в море, минуя камни, и оно ее унесет к самому краю света. Марен всегда думала, что такова судьба всех, кто живет в этом холодном суровом краю. Другой судьбы у них нет.

Но теперь она вспоминает, что там, в своих снах, она всегда выплывала, всегда поднималась к поверхности. Прохладный воздух холодит ей горло. Деньги оттягивают карман. Она смотрит на мелкогорье, темную глыбу вдали. Она шагает вперед, думая об Урсе. О своей первой, единственной настоящей любви. Которой ей хватит на целую жизнь.

24 декабря 1617 года у побережья острова Вардё, крайней северо-восточной точки Норвегии, случился внезапный шторм: налетел так стремительно, «словно по волшебству». В считаные минуты погибли сорок рыбаков. Для такой отдаленной, малонаселенной северной деревни это была настоящая катастрофа.

В то время в стране, тогда Датско-Норвежской унии, происходили великие перемены. Король Кристиан IV был одержим неодолимым желанием прославить себя в веках. Мелкие, хоть и победные приграничные войны не удовлетворили его амбиций, и он обратил все монаршее внимание на внутренние дела. Строгий лютеранин, он вознамерился укрепить позиции церкви в своем королевстве и уничтожить «богопротивное» саамское влияние на Крайнем Севере, особенно в Финнмарке, дикой и в основном неуправляемой области.

Коренное население севера, для которого заклинание ветров и общение с дýхами было вполне повседневным и широко распространенным занятием, по большей части противилось церковной реформе, и король Кристиан издал целый ряд еще более суровых законов, насаждение которых привело к одобряемому государством преследованию неугодных и к повсеместным кровавым расправам. Король стремился к созданию единого общества в соответствии с собственным мировоззрением, предписанным его церковью.

За примером он обратился к Шотландии. Как раз в это время шотландский король Яков VI опубликовал свою «Демонологию», трактат о волшбе, в котором подробно расписывал, как «распознать, изловить и умертвить ведьму». В результате по всей стране прокатилась волна судов над ведьмами и колдунами, приобретая масштабы массовой истерии. В 1618 году король Кристиан издал Закон против колдовства и волшбы, составленный по образцу законодательных актов короля Якова.

Король Кристиан водил тесную дружбу с высокопоставленным шотландцем Джоном Каннингемом, который несколько лет прослужил в датском флоте и прогнал пиратов с острова Шпицберген. Когда Кристиан вознамерился подчинить себе Финнмарк, губернатором этой провинции он назначил капитана Каннингема.