К Тюдор - Сожженные девочки [litres]

Фло видит яйца, сыр и перец. Пожалуй, можно сделать омлет. Она сгребает необходимые ингредиенты и, захлопнув дверцу, вываливает их на стол. Затем подходит к раковине, чтобы взять из сушки нож.

Что-то за окном привлекает ее внимание. Быстрое движение. Белое на фоне серых камней. Оттуда, где она стоит, ей видна узкая полоска кладбища слева от часовни и сама часовня. Она прищуривается. Вот оно, еще раз. Чья-то фигура (девочка?) проворно движется от кладбища к часовне. Фло инстинктивно оглядывается в поисках фотоаппарата, затем вспоминает, что он сломан. Когда она оборачивается, девочка уже исчезла. Если она там вообще была .

Фло не знает, как ей быть. Больше всего на свете ей хочется проследить за девочкой. В то же время она отлично отдает себе отчет, что только «героиня тупого ужастика» пойдет за призрачной девочкой в безлюдную часовню. Для полноты образа ей не хватает только бюстгальтера пуш-ап и сексуальных брючек.

Все же что-то в этой девочке не дает ей покоя. Схватив телефон, Фло идет к двери. В руке она все еще держит нож, маленький острый нож для овощей. Может, положить его обратно? Но она сует его в задний карман джинсов. На всякий случай.

Снаружи лишь немного прохладнее. Густой воздух не желает расставаться с дневной жарой. Фло отмахивается от мошек. Мама называет их громовыми мухами. Признак приближающейся грозы. В городе в это время уже начинают загораться уличные фонари. Здесь, не считая слабого отсвета из окон домика, нет ничего, только приглушенная серость опускающейся темноты и слегка серебрящееся непроницаемо черное небо.

Фло смотрит на часовню. Сегодня вечером та и сама похожа на привидение. Призрак минувших времен. Фло идет по неровной дорожке к двери. Она приотворена. Разве мама не запирает ее по вечерам?

Фло колеблется. Она могла бы позвонить маме, но та перепугается и тут же примчится домой. Она и так после происшествия с пневматом была на грани срыва. Фло не хочет давать ей дополнительные основания обращаться с собой, как с ребенком. Кроме того, дверь как будто в порядке. Никаких следов взлома. Да и кто взламывает часовни? Что тут красть? Старые заплесневелые портьеры? Искусственные цветы у алтаря? Мама, наверное, просто забыла. С тех пор, как они сюда переехали, она все время встревожена и сама не своя.

Фло открывает дверь чуть шире. Внутри гораздо темнее. Она останавливается у входа и ждет, пока ее глаза привыкнут к темноте. Затем проходит в неф и оглядывается вокруг. Тусклый пыльный свет еле проникает сюда сквозь высокие окна. Скамьи призрачными прихожанами толпятся по обе стороны алтаря. Они пусты. Да и весь неф, похоже, совершенно пуст. Разумеется, ей не видно, что там наверху.

Она идет по проходу, но успевает сделать лишь несколько шагов, постепенно успокаиваясь, как вдруг тяжелый лязг сотрясает здание. Фло вздрагивает и оборачивается. Дверь захлопнулась. Она моргает. В воздухе висит пыль.

А затем Фло видит ее. Она стоит в конце прохода. Белое платье, темные волосы. Но это не та девочка, которую она видела раньше. У этой есть и голова, и руки. Фло чувствует, как шевелятся волоски на ее собственных руках, а сердце бьется все быстрее. Она лезет в карман за телефоном. В этот раз она ее точно сфотографирует.

Девушка медленно идет ей навстречу. Ее голова опущена, спутанные темные волосы закрывают лицо. Она одета в грязное белое платье, ее ноги босы. Она хрупкая, но уже не ребенок.

– Ты в порядке?

Девушка молчит.

– Все хорошо. Я тебя не обижу.

Ответа по-прежнему нет.

– Я Фло. А тебя как…

Девушка поднимает голову.

Фло кричит. Лицо девушки – маска из почерневшей, обгорелой до самой кости плоти с пеньками мелких зубов. Там, где должны быть глаза, зияют пустые темные кратеры. Фло пятится назад, задохнувшись от ужаса.

Нет, нет, нет. Это невозможно .

Пока она в ужасе смотрит на девушку, в волосах у той вспыхивают искры и они загораются. Пламя охватывает ее ладони и стопы, жадно пожирает руки и ноги. Кожа чернеет и начинает отслаиваться подобно жженой бумаге.

Это страшный сон. Он только кажется ужасающе реальным. Ей просто необходимо проснуться .

Девочка приближается, протягивая к ней пылающие руки. Фло чувствует жар, ощущает зловоние горящей плоти, слышит шипение лопающейся кожи.

Это слишком реально .

Она делает еще один шаг назад и натыкается спиной на алтарь. Девушка продолжает приближаться. Фло ощущает, что у нее шевелятся волосы на голове, подмышки становятся мокрыми от пота. Это не сон. Нужно бежать отсюда.

Она бросается направо и натыкается на самодельное ограждение вокруг треснувших плит пола. Она спотыкается, но удерживается на ногах и перепрыгивает через ограждение. Ее нога касается пола… и куда-то проваливается.

Она кричит. Ногу пронзает боль. Телефон вылетает из рук.

Господи Иисусе . Ее нога в ловушке. Она не может даже пошевелить ею. В панике Фло озирается вокруг. Несмотря на шок, она понимает, что жар, запах и девочка исчезли. Она одна.

Фло опускает голову и видит, что ее нога наполовину исчезла в раскрошенном полу часовни и колено зажато лопнувшей плитой. Она пытается высвободиться. В глазах темнеет от жгучей боли. Телефон лежит слишком далеко. Ну конечно. Хотя здесь, скорее всего, и приема нет. И все же она пытается дотянуться, заставить кончики пальцев удлиниться хоть на несколько дюймов. Бесполезно. До телефона слишком далеко.

Она прикусывает губу, сдерживая рыдания. Мама вернется не раньше, чем через час. Что, если она не заглянет в комнату Фло? Нет. Заглянет. Конечно, заглянет. И тогда, конечно, придет в часовню. А что, если не придет? Если она подумает, что Фло уже легла и уснула? Прекрати , – говорит себе Фло. – Без паники. Кто-нибудь придет и… Тихо!

До нее доносится какой-то звук. Скрип двери? Шаги? Да, это точно шаги. Она пытается изогнуться и обернуться. Лежа на полу, она не видит, кто к ней приближается. Это, наверное, мама. Она вернулась пораньше. Фло охватывает чувство облегчения.

Она уже хочет окликнуть маму, как вдруг фигура появляется в ее поле зрения в конце ряда скамей. От ужаса слова застревают у нее в горле.

– Фло.

Она шарит в заднем кармане джинсов и выхватывает нож.

– Назад. Не смей ко мне подходить.

Раштон допивает свою пинту и с сожалением обводит собеседников взглядом.

– Что ж, это было потрясающе, но нам, пожалуй, пора.

Клара встает:

– Я так рада, что ты пришла, Джек. Приток свежей крови.

– Да, мне кажется, это было наше лучшее выступление, – добавляет Раштон, натягивая поношенный синий анорак.

– Не хотела бы я увидеть худшее.

Раштон смеется:

– Не будем о грустном.

– Я отлично провела время, – говорю я и понимаю, что совершенно искренне.